Бурцев удивился.
— А где же вы были?
— Я была в церкви, — сказала девушка. И почему-то смутилась.
Бурцев кивнул. Церковь — хорошее место. Хотя ему лично больше бы подошло то, что Настя ходила по магазинам.
Он сокрушенно вздохнул.
— С этими покупками просто беда, — признался он.
— Да? А что такое?
— Да вот, хотел я сделать дочке приятное… Купил ей пингвина… Думал, она обрадуется… А она… — Бурцев в досаде махнул рукой и вопросительно посмотрел на Настю.
Настя встретила его взгляд, некоторое время внимательно изучала его лицо, потом покраснела, поджала губы и нахмурилась.
— А знаете что? — сказала она. — Давайте пить чай! У меня, кажется, где-то было печенье!
Девушка спрыгнула с дивана и отправилась на кухню. Вскоре оттуда послышался шум наливаемой в чайник воды, стук дверок и звяканье посуды.
«Ну вот! Все ясно, — сам себе сказал Бурцев. — Напрасно я сюда и притащился. И, как маньяк, пристаю к человеку со всякими глупостями. А у него о домашних питомцах — даже мыслей нет. Ну да ладно. На нет — и суда нет! Хотя бы чаю попью. А то дома после вчерашнего — хоть шаром покати».
Чтобы не сидеть, как истукан, Бурцев тоже встал и прошелся по комнате, от нечего делать оглядываясь по сторонам.
Он рассмотрел фарфоровые безделушки в нише на стене, вьющееся растение, свисающее со шкафа, картину, изображающую Венецию, и остановился перед столиком в углу, на котором стояла группа фотографий в рамочках.
На всех фотографиях были запечатлены памятные для Насти моменты ее недавнего прошлого. Везде она была в обществе одного и того же мужчины лет сорока пяти, с лицом красивым, мужественным и романтичным. «Ба! — мысленно воскликнул Бурцев. — Да это же… Как его…» Лет пятнадцать назад это самое лицо с печальной и мужественной улыбкой смотрело на город с сотен афиш кинотеатров — то в роли героя отечественной войны, то Казановы, то мудрого шута, то ковбоя, то доброго волшебника… Но потом, после какого-то скандала, лицо как-то разом исчезло, Бурцев даже не был уверен, что артист все еще жив или не уехал за границу… А он оказался живехонек и неплохо проводил время.
«О-па! — с неожиданной досадой подумал Бурцев. — Так вот кто, оказывается, участник этого романа! Герой-любовник! Тогда все ясно!» Бурцев почему-то почувствовал себя разочарованным.
Киногерой и Настя позировали фотокамере то в нарядных горнолыжных комбинезонах на фоне Альпийских вершин, то в купальных костюмах на борту океанского катера, то за столиком ресторана на фоне тропической ночи, прямо на песке средиземноморского пляжа… Бурцев одну за другой внимательно изучил все фотографии. Одна из них ему не понравилась. На ней бывший ковбой и волшебник был заснят во время охоты: в сапогах выше колена и с ягдташем на поясе он переломил ружье над поверженной метким выстрелом косулей. «Ну конечно! — подумал Бурцев. — Тут никогда не любили животных». Впрочем, на другой Настя и ее друг кормили декоративных курочек на лужайке какого-то поместья в наших широтах.
