Он скинул туда коробки с патронами для «смит-и-вессона» и винтовок, стандартные обоймы для кольта и по десять рожков к пистолет-пулемету и «М-16». На каждой коробке была клейкая лента – оранжевая, розовая или желтая. Мэл не хотел ничего перепутать, когда надо будет перезаряжать.
Он наслаждался тяжестью металла, висевшего у ребер, твердых как камень. Он представил себе людей, упавших среди острых серых камней у Большого холма и Малого холма, – их изрешетили точно такой же сталью, как та, что он держал в руках. Мужчины в Нормандии и Галлиполи, те, с Иа-Дрэнг и Порк-Чоп-Хилла,[4] ковбои, индейцы, арабы, япошки и фашисты – все изрешечены металлическими молниями из нарезных стволов. Он увидел безжизненные бледные тела, а соленая вода, или снег, или грязь терзают искалеченную плоть.
Он с нежностью представил себе десятки патронов и порох в них – заряд, ждущий искры. Люди ни хера не понимают в патронах. Идут в кино и смотрят, как актеры выпускают друг в друга сотни пуль. Видят, как полиция с гордостью демонстрирует оружие с деревянными бирками как главное вещественное доказательство. Кудахчут над фотографиями на первой полосе, где худые мужчины в тюрбанах трясут над головами «АК-47». Все покупают рэп-диски, на обложках которых позируют гангста-рэперы с блестящими хромированными автоматами.
Большинство людей никогда в жизни не трогают спусковой крючок. Никогда не чувствуют, как отдача бьет в плечо или в ладонь. Никогда не ощущают запах смазки, привкус только что сгоревшего пороха. Они бы не поняли, что такое безопасность, даже если им ее в жопу запихнуть. Но все платят налоги, на которые можно купить еще и еще: автоматы, пулеметы, гарпунные ружья. Выписывают чеки для тех, кто берет это оружие в руки, заряжает его, стреляет из него – для копов, военных, охранников, людей в форме, стоящих на границе между цивилизацией и вечно вздымающейся волной жадного, доведенного до отчаяния мира.
В мгновение ока пистолет или винтовка выплевывают вертящийся горячий металл, который дробит кости, разрывает нервы, рассекает артерии, разрывает жизненно важные органы. Люди думают, что, если выстрелить в кого-то, он умрет, но все может быть иначе. Человека можно как следует искромсать, не убив. Мэл вспомнил, как наставник гладиаторов мазал краской гладкое и блестящее тело Спартака: «Сюда – ранен. Сюда – убит».[5]
В ванной Мэл в последний раз взглянул в зеркало – все ли в порядке. Под лампами дневного света кожа его шевелилась и переползала с места на место. Он наполнил старую стеклянную кружку с нарисованными Флинтстоунами водопроводной водой с привкусом меди и принял еще две «черных красотки». Похлопал себя по карману: на месте ли деньги.
