Торговый центр - Эрик Богосян

– Мэл! – Голос Мэри прорезал обшарпанный загородный дом, как сирена. Мимо самодельной вышивки в рамочке, мимо немого пианино, мимо пыльной сине-золотой «Энциклопедии Американа», мимо протекающего крана в ванной, над истоптанным ковром от стены до стены, мимо торшера, купленного году в шестьдесят втором, по темному коридору, под дверь каморки с телевизором Мэлу в ухо.

– Малькольм! Ужинать будешь?

Мэл застыл неподвижно – ящерица на теплом камне, – зрачки расширены, впитывают телевизионные картинки сквозь спертый воздух затемненной комнаты.

Мэл знал: мать сильно беспокоило его отношение к еде. Она обсуждала его проблему с врачами и психологами, и ей сообщили, как можно определить, употребляет Мэл препараты для поднятия настроения или нет: надо только присматриваться, хороший ли у него аппетит и не слишком ли он подвижен. Мэри вцепилась в это объяснение экспертов, и теперь победа явно была за ней. Но Мэлу было известно кое-что, о чем ни мать, ни врачи не подозревали: а) если нужно, можно есть через силу; и б) под винтом он иногда вообще не шевелится. Вместо этого вся его энергия устремляется в мысли, он становится чистым разумом. Так он и жил последние три месяца. Мэри думала, что он смотрит телевизор или спит. Но она ошибалась. Девяносто дней Мэл думал и строил планы, его мысли скручивались и извивались, как ночные кошмары измученного лихорадкой больного.

Даже сейчас Мэл умудрился подбавить жара в адский котел, бурлящий в его голове: дровами под этим котлом стало очередное воспоминание. Церковь из рыже-коричневого кирпича, окруженная крошечным газоном; смертельно бледная Мэри рыдает над кровавыми геранями; злобно щерятся лакированные двери. Внутри прохладного, пахнущего ладаном помещения отец Донливи, нет, отец Донахью, нет, отец Донован, нет, отец Долбоеб, да, именно, отец Долбоеб с ободранно-красными щеками что-то болтает: и сказал Иисус то, и сказал Иисус сё.

И сказал Иисус: «Чего ты лезешь на рожон? Дурная голова ногам покоя не дает?» И угрюмый двенадцатилетний Малькольм – задницей примостился на гладкой твердокаменной дубовой скамье – нечестиво ответствовал: «А я не лезу. Не лезу. Мне нужна и дурь, и покой». В лихорадочном водовороте потного мозга Мэла образ вопрошающего Иисуса из Назарета сменяется другим: крошечная птичка, пикирующая вниз. Птичка ударяется о ветровое стекло, распадается на пух и кровь, потом тьма поглощает ее.

– Я сделаю рыбные палочки, пюре и зеленую фасоль. Хорошо?