— А весь аул… — сказал Маман, — как немытый котел с остатками варева.
Вдали, на сером пятне земли, они разглядели двух человек, которые странно, смешно суетились друг около друга — то сходились, то расходились, как дерущиеся петухи. Это и была драка.
— Я их знаю, — сказал Аманлык. — Они соседи, старики. Никак не поделят место для курятника между своими домами. Собираются все кругом глазеть на них, — им хоть бы что. Клюются и клюются, пока внуки не разнимут. Едва душа в теле, а дерутся до упаду.
Между темными каплями юрт и черточками саманных зимовок сновали, как муравьи, дети. В одном месте они прилипли к плетню. За плетнем стояли в обнимку мужчина и женщина.
— А этих знаешь? — спросил Маман.
— Кто их не знает! Любовники… Родители у них в такой ссоре, что вряд ли им жить под одной крышей.
— Скажи лучше — жених и невеста, — проговорил Маман с сочувственным вздохом, словно разомлев на жаре.
Аманлык удивленно посмотрел на него и промолчал.
На окраине аула они увидели всадника и двух пеших. Всадник теснил пеших то грудью, то боком коня, тыкал их в спины дубинкой.
— Это что такое?
— Не видишь? Гонит воров… Стянули какой-нибудь пустяк, вернее, хотели, да не успели, а то бы он их убил.
— Что же они не разбегутся?
— Затопчет.
Тем временем у дуба словно бы села стайка воробьев — босоногие оборванные беспризорные дети.
— Это сироты рода жалаир, — сказал Аманлык. — Каждый день в это время делят милостыню, соображают, кому в какой аул идти побираться. У них нет лачуги, как у нас. До самой зимы будут спать под дубом.
— Как же они… зимой?
— Или найдут какую-нибудь волчью нору…
— Или?
— Заснут под снегом мертвым сном. Маман задумался.
— С высоты вон чего видно… совсем не то…
— Сверху всегда не то видно, — отозвался Аманлык. Повернули вниз, на просторные луга, по ту сторону горы. Не успели проехать и двух верст, как услышали крик:
— Уай, помогите! Уай, спасите!
Погнали коней на голос и увидели лежащего ничком на земле человека; руки и ноги его были закручены назад и привязаны к длинному шесту, поперек туловища, чтобы не мог перевернуться лицом вверх. Судя по одежке, бедняк, скорей всего пастух.
Маман и Аманлык развязали его, — человек немолодой, лицо в грязи, из носа капает на бороду кровь.
— Милые мои… не задерживайтесь! Я пастух из аула Жалаир. Стадо, все стадо угнали. Двое на вороных. Не наши, не наши! Выручите, родные! Ограбили средь бела дня…
Маман и Аманлык поскакали во весь опор туда, куда показывал чабан, и вскоре увидели двоих на вороных. Молодцы гнали впереди себя коров — голов сорок, гнали, не особо торопясь, приплясывая на добрых конях, пощелкивая в воздухе нагайками.
