— Леонид, ты спишь?
— Нет. Проснулся от этого грохота.
— Ничего, успеешь еще выспаться. А мы не зря съездили. Девчонок пощупали…
— Что за девчонки?
— Так, мелкота всякая. Восемнадцать девчонок и четыре парня.
— Не много ли?
— А мы не разбирались. С кем они встречались, того и брали. Пусть Дылда сам теперь с ними возится.
— Я не о том спрашиваю. Откуда вы брали данные для арестов? Список нашли, что ли?
— Не-е. Никакого списка не было. Нам только две девчонки известны были. Заехали к одной, потом к другой. Во время обыска допросили обеих. Они сказали, с кем дружат, с кем встречаются. Мы — к тем. И тех допросили. Кого они назвали — всех брали. Так и наскребли полторы дюжины с четырьмя кавалерами. Потеха.
— Ну а во время обысков нашли что-нибудь?
— Так себе, мелочь. У одной школьное сочинение подозрительное. У другой фотография Ленина. А оружия — никакого.
— Значит, все это липа.
— Может, липа, а может, и нет. Утром их сам Рунцхаймер прощупает.
— Ладно. До утра уже недалеко. Ложись спать, — предложил Дубровский.
— Сейчас лягу.
Потемкин разделся, задул керосиновую лампу и плюхнулся на постель.
За окном чуть приметно пробивался рассвет.
Леонид Дубровский смог вырваться к Алевтине Кривцовой лишь на второй вечер. Весь предыдущий день и половину ночи в гараже ГФП велись непрерывные допросы. Рунцхаймер, вернувшийся из Сталино в плохом расположении духа, буквально озверел, увидев подростков, привезенных из Первомайки. Он угрожал им, бил, истязал, требуя чистосердечных признаний о деятельности партизан. Но что могли сказать несовершеннолетние девчонки и мальчишки, большинству из которых не было и семнадцати, о какой-то подрывной работе!
Рунцхаймер прекрасно понимал, что никакой организованной партизанской группы эти ребята не представляют, и, казалось, именно это бесило его еще больше. Дубровский не знал, что на совещании у полицайкомиссара Майснера Рунцхаймер успел уже похвастаться, что раскрыл крупную, хорошо законспирированную подпольную организацию в Первомайке, и теперь его люди заняты ее уничтожением. Вот почему всеми правдами и неправдами он стремился выбить необходимые показания из этих перепуганных девчонок и мальчишек. Тем же занимались и следователи Рудольф Монцарт, Вальтер Митке, Карл Диль и Макс Борог. Последний первый не выдержал и откровенно сказал Рунцхаймеру, что не верит в эту подпольную организацию.
— Я не узнаю вас, Макс! — взревел Рунцхаймер. — Вы совсем разучились работать! Еще немного усилий — и эти ублюдки признаются во всем!
