Трудно представить, что Лютику так уж хотелось начать сызнова. Скорее всего, это была лишь вспышка давно угасших чувств.
Вдруг что-то нахлынуло, взбурлило и повторилось вновь фрагментом их бесконечных препирательств.
А в начале шестидесятых Надежда Яковлевна вдруг узнала, что ее соперница, оказывается, была не чужда сочинительству.
Это Арсений Арсеньевич постарался: по его просьбе Ирина Николаевна Пунина доставила в больницу, где лежала Ахматова, целую пачку стихов.
Когда Надежда Яковлевна навестила заболевшую подругу, они вместе читали и обсуждали эти тексты.
Ахматова читает Лютика
Всякий пишущий об Ахматовой неизменно отмечает в ней нечто царственное.
Царственность - это не только прямая спина, чуть торжественная жестикуляция, но и склонность к произнесению ключевых фраз.
Сначала Анна Андреевна высказалась в том смысле, что такие красавицы являются раз в столетие. Затем она выразила уверенность, что в конце концов эти произведения найдут своего читателя.
После того, как ключевые фразы произнесены, - можно и поговорить.
Конечно, двух пожилых женщин интересовали не только стихи, но и улики.
Больше всего вопросов вызвали два стихотворения 1932 года.
Кажется, незадолго перед смертью Лютику вновь вспомнились снег за окном «Англетера» и жаркий Коктебель, где она впервые увидела поэта.
Теперь эти обстоятельства представлялись ей звеньями одной цепи. С их помощью она пыталась найти путь в прошлое.
При свете свеч, зажженных в честь мою,
Мне вспоминаются другие свечи,
Мои нагие, стынущие плечи
и на душе мерцанье снежных вьюг…
Но не о них сегодня я пою.
Пусть радостными будут наши встречи,
И наш свечами озаренный вечер
Напомнит знойный и счастливый юг!
Примерно в эти же дни Лютик писала:
Вот скоро год как я ревниво помню
Не только строчками исписанных страниц,
Не только в близорукой дымке комнат
При свете свеч тяжелый взмах ресниц
И долгий взгляд, когда почти с испугом,
Не отрываясь, медленно, в упор
Ко мне лился тот непостижный взор
Того, кого я называла другом.
Чьи это ресницы? Откуда свечи? Кому принадлежит восхищенный взгляд?
Анна Андреевна предположила, что «При свете свеч тяжелый взмах ресниц…» обращено к Мандельштаму.
Надежда Яковлевна сразу отмела ее подозрения. В этих вопросах она обладала безусловным правом вето.
Впрочем, о двух страничках воспоминаний, в которых упомянуты снег, ресницы и ужин при свечах, вдова поэта тоже сказала бы:
- Это не о нем.
Вдогонку за мемуарами
Конечно, Арсений Арсеньевич думал о последствиях.
