Гневомир напрягся, глядя, как Мирослав с его посестрой играет, водит по кругу, обманные движения делает, того и гляди поранит, и рука сама к рукояти меча потянулась.
— Не балуй, — осадил его десничий, на плечо ладонь опустил, как бревно положил.
Сжал зубы Гневомир, сделал вид, что послушал, а сам, что тетива натянутая в ожидании, секунда, другая и кинется посестре на подмогу. Купала хмыкнул: охолонись, неужля князь девку посечет?
Осел Гневомир, расслабился, дух перевел и удивился себе: чего это он? На князя, почитай, отца родного кинуться готов был, словно щенок неразумный, совсем ум потерял!
`Ярый драга ` сверкая на солнце, сталкивался с мечом Халены, кружил в воздухе, описывая круги, и возвращался, норовя задеть девушку или клинок выбить, но она уворачивалась, сдерживала разящую сталь, как зрелый воин, без суеты, мастерски обходя и вовремя пресекая княжий посыл.
Любовались мужики: красиво рубились, кружили две фигуры, словно ритуал свершали — гибкая, худенькая и крепкая, громадная, но не менее проворная. `Целовались' их клинки, звеня, и вновь разбегались.
Минут 15 кружили, не больше, но всем ясно стало — на равных бой и мастерства у обеих вровень, один силой берет, другой быстротой и ловкостью, до бесконечности меряться можно, а нужно ли? Любому скептику теперь правду не оспорить — сама Халена средь них явилась.
И князь это понял, отпрыгнул, меч опустил и вдруг улыбнулся девушке, чуть голову наклонил, словно поклонился, меч в ножны сунул и зашагал с холма в сторону городища, как ни в чем не бывало. Лицо каменное, но глаза со светом будто, добротой и радостью лучатся. Проверил, что хотел, то и вышло, права Ханга — богиня к мирянам явилась и оттого легко на душе стало: светлая гостья в дом пожаловала, знать добро и хозяевам. Удружили боги, уважили, одарил лес-батюшка. Хлопотно, конечно, но и честь велика, не всякому дадена.
Халена посмотрела ему вслед, не понимая — что ж это было? Челкой тряхнула, вздохнула, вслед князю поглядывая. Неуютно отчего-то на душе стало, а тут еще дружники на нее беззастенчиво пялятся. Сникла совсем, глаза в землю опустила, а руку с клинком вверх вскинула: чей?
Вышел молоденький, лет 20, лопоухий парнишка, носом шмыгнул и неожиданно низким голосом пробасил:
— Мой, Халена Солнцеяровна.
Сунула она ему меч, не глядя, и пошла с холма в том направлении, откуда пришла, бросив на прощанье недовольно:
— Будешь зевать, в следующий раз голову могут забрать.
