Вечёром Мирослав на лавке у крыльца сидел, зол, как сыч на кутерьму, стоящую округ, недобро глядел. Жужжал люд, как растревоженный улей, на улицу повылазил. Дружники гилемстояли, на Верею со подругами косились, пояса поправляли, оглаживались. А та из оконца по пояс высунулась, шепчет что-то подруженькам, вот — вот вывалится глупая. Нешто выйти нельзя, по-людски посудачить? Дичились скромницы, на князя косились испуганно, а на молодцев и бровью не вели.
`Гостью обсуждают`, - решил Мирослав и вздохнул, не зря он в поволушу не ушел, а то б любопытные и в терем залезли, не убоялись. Куда с ними Устинье справиться?
Из-за угла Купала вывернул и плюхнулся на лавку рядом, заворчал:
— Вот ведь послали подарочек духи лесные — первый дён в городище, а уже спокою нет!
Мирослав промолчал, только желваки по лицу заходили.
— Говорят, ты к Ханге ходил. Чего хоть городит вещунья?
— Закомуривает, как всегда, — бросил князь недовольно
Купала с пяток минут пождал — чего еще князь скажет, но тот словно и не собирался говорить, сидел с каменным лицом, гридней своих сердито оглядывал.
— Сказывала — Халена-то, али…
— Окстись ты хоть! Какая Халена? С чего у Солнцеяровой дщери волос черен будет? То ж мне — богиня воительница! — дернулся князь. Ох, и не нравилось ему все это. Заходил он к девице, глянул и понял одно — хлебнут они с ней. С таким ликом родню крепкую иметь надобно, братовьев с десяток, не менее, чтоб берёжили пуще глаз своих, а видать, не было столько, вота и изурочилидевку. Теперь Мирослава лес заботой одарил, будто своих не имал — `радость`-то!
— Ханга сказывала? — не унимался десничий. Мирослав зыркнул, как мечом, полоснул:
— Сам ведаю!
— А иверень? А одёжа? — Мало ли? — буркнул князь, не зная, что ответить.
— Ханга-то что бает? Та, аль не та?
— Сказывает — та, — недовольно признался Мирослав, — А с чего взяла — молкнет. Поведала что девица эта — воин знатный, и саму Морану ведает как обойти.
— Э-ва! То видно, — засмеялся Купала, хлопнув ладонью по колену — добрый `воин` — хошь меч в руку, хошь джидза спину — не обломалась бы. Ей, поди, и светлицу не вымести, жидка больно, но хороша, не отымешь, краса писанная.
— Нам до того дела — нет! — отрезал князь. — Хворь сойдет, к родичам спроважу!
— Ой ли? — усомнился Купала, лукаво щурясь. — Где ж ты ейных родичей сыщешь? Сдается мне — нету их.
— Такие сирыми не бывают.
— Это, как глянуть, — не согласился друже. — Чья, мерекаешь, будет? Я здешние аймаки ведаю — нету таких, не ищи.
