— Простите?
— Топиться помочь? Могу проинструктировать. Первое — одежду лучше снять…
— Не хочу я…
— Тогда топись так. Будешь, как дура, в юбке плавать. Второе — найди камень потяжелей. Веревка-то есть?
— Веревка? А-а…нет, — Света пребывала в легком изумлении. — Вы всерьез все это?
— А ты? — голос был груб и глух.
— Я?
— Ну, не я же! Ты на голову, что ли скорбна?
— Почему?
— Тьфу ты! — женщина беззвучно скользнула по воде в сторону девушки и зависла, словно поплавок, буквально в метре от ее ног в лаковых туфельках. Протянула руку. — Давай помогу, убогая.
— Зачем? — Света испуганно отодвинулась и втиснулась спиной в острый камень скалы.
— Так ты топишься или нет?! — разозлилась женщина.
— Да вам-то что?! — возмутилась Света. Женщина пугала и, как ни странно, напоминала русалку.
— Как это? Хозяйка я тутошняя, — и вздохнула с сожалением. — Со скуки чахну — никого вокруг. Давай, прыгая быстрей — все мне компания будет. Да не бойся — десять минут боли и века простора. Правда, я тебя укушу, ты уж не сетуй, а то всплывешь вздутым трупом, и воде плохо, и мне, соответственно. А так, вместе жить станем, потом, глядишь, еще кого приманим, — и руку к Светиным ногам тянет.
— Подождите, гражданочка! Вы что говорите? Вы кто?!
— Марфа я.
— Марфа? Вы…не русалка, случайно?
— Русалка. Но не случайно. Пришла, вот как ты, триста лет назад и сиганула сдуру из-за Прошки Болотного в воду, да не рассчитала — виском в камень хрясть! Все. Плаваю теперь, под рыбу маскируюсь. А хотела напугать непутевого всего лишь…А ты взаправду с горя топишься или тоже от вредности бабьей?
— А-а. ну…
— Ясно, — кивнула русалка недовольно, — опять, значит, шутите. Поманите меня и рысцой на электричку, чтобы в тепле и уюте отравиться. Ну, нет, не отпущу. Пришла — оставайся. Хватит мне со скуки дохнуть, пошли подруженька, ну ее печаль-кручину да женихов неверных, в воде сполощим, устроим им иродам, — и хвать скользкой, холодной рукой за лодыжку да тягать с уступа. Света заверещала, цепляясь за каменные выступы и сосновые корни, и упала в воду.
В мутной воде замелькали пузырьки, устремляясь на поверхность, приподнимая листики ряски. Свету же тянуло вниз, в самый холод и темноту.
Довольное лицо русалки и улыбка, обнажившая острые, как иглы, зубы. Девушка забилась и закричала, наполняя рот, легкие и желудок противной затхлой водой. В панике рванула вверх, вынырнула, хватая воздух ртом и, в два стремительных гребка оказалась у берега.
