О чем поет ночная птица | страница 54
Больно, падла, бьет, по самому тонкому метит.
Руслан зубы сжал и взглядом все ему высказал. Только толк? Мрак на душе у Зеленина: Арслан мразь, но и он сволочь. Размяк, поверил. Как дурак попался! Да ладно б сам — ребята…
— Троих ты этим скалам подарил, а сколько другим? — и кивнул в сторону. Зеленин взглядом проследил и стон еле сдержал — Кобру и Улана вели, связанных, грязных, в крови. Кобра зол, видно, контужен, лицо посечено, но не ранен. А Улан еле на ногах стоит — плечо разворочено.
— Чего ты хочешь? — пересилив злобу, спросил Зеленин Дагаева.
— Сыновей матерям вернуть. Ты не хотел — я сделаю.
Руслан моргнул: не верил он ему, хоть и помнил — слово с делом у Арслана не расходится. Но собственная вина оглушающей показалась и разум затмила. Рванул на бывшего друга и получил прикладом в лицо от рядом стоящего с Дагаевым боевика.
Очнулся он уже в яме. Кобра ему кровь с лица краем тельника оттереть пытался.
— Ничего, лейтенант, заживет, — сказал, с его взглядом встретившись. — А дружок твой гад редкостный.
Рус застонал, сел, голову руками накрыл:
— Бутырин?
— Погиб. Сам напоролся — вылез по не хочу.
— Улан как?
— Не знаю. Утащили куда-то.
— Мы где вообще?
Кобра хмыкнул, к стене затылком прислонился:
— "Знал бы прикуп, жил бы в Сочи"… Голова гудит, сил нет.
— Контузили. У тебя кровь в ухе. Слышишь как?
— Нормально, — вздохнул. — В голове только звенит. Мозг, наверное, — хрюкнул.
Зеленин вымучил в ответ улыбку. Кривая получилась, скорбная.
— Это я виноват, — сказал тихо.
Кобрин помолчал и вздохнул:
— Ни фига, лейтенант. Ну, оказался дружок твой сукой — ты причем? Что теперь грехи всех ублюдков на себя взвешивать, только потому что суку за человека принимал?
Зеленин лег на землю и глаза рукой прикрыл: не понял его Кобра, не мог понять. Не знал он, что Рус проговорился, куда и когда группа выходит. А рассказать — язык не повернулся.
В тот момент Зеленин думал, что совершил самое тяжкое преступление, что взял самый жуткий грех на душу и нет ему прощения. Чувствовал себя не просто раздавленным — убитым. Тварью равной Арслану.
И не знал, что это «цветочки», а самое худшее еще впереди.
Дагаев действительно не бросал слов на ветер….
Рука дрогнула. Руслан осторожно начал щупать кожу под волосами на виске Виты и замер — шероховатость.
Больше ничего не надо было, ничего. Прострация, ступор. Но очнулся, встал с постели, не соображая, где он, кто. Вышел из спальни, осторожно, чтобы не разбудить девушку, прикрыл двери и прошел на кухню. Достал блок сигарет из навесного шкафа и закурил, рассматривая рисунок обоев на стене, но не видел его.