Я не мог. Совсем ничего.
– Шейла, – сказал я, – прости меня. Я не знаю, что ты думаешь, и не знаю, что ты себе представляешь, но это не из-за какой-то другой или каких-то других женщин.
Теперь она уже плакала, тихо и часто всхлипывая.
– О Дэн, ты меня больше не любишь.
Дэн… Ты…
Я склонился над ней. Поцелуями попытался сделать то, что мог. Есть женщины, которых удается успокоить подобным образом, и я искренне хотел, чтобы Шейле было хорошо, но она резко оттолкнула меня и завернулась в простыню, укрывшись от моих посягательств.
Я ничего не сказал. В спальне было темно. Я прислушался. Ее рыдания стихали, и по ровному, спокойному дыханию я понял, что она заснула.
Я тихо встал и вернулся в ванную. Моя рубашка висела на стене. Я снял ее и понюхал.
Запах Салли, запах Энн – от рубашки все еще исходил их запах. Я почувствовал, как от этого твердеет мое тело.
Я оставил рубашку и провел руками по лицу; запах почти развеялся, но меня так и не покидало ощущение его силы, и я вновь увидел Энн и Салли и переплетение наших тел в сыром подвале гарлемской забегаловки.
В соседней комнате спала Шейла. Я никогда не спрашивал себя, обманываю ли я ее, удовлетворяя свои желания с никовскими девчонками, прихватывая проституток под носом и на глазах их клиентов и в их же машинах. Но в этот момент я понял, что поступаю плохо – совершаю то, чего простить нельзя, – так как предаю умом и не даю телом.
Я начал себя успокаивать. Ну хорошо, возможно, что спать с двумя негритянками намного утомительнее, чем с белыми, и что мне нужно просто отдохнуть. Но мое напрягшееся тело доказывало обратное, а образы, которые проносились перед моими глазами, ничего общего с мирными пейзажами – голубой гладью озер – не имели.
Я вошел в ванную и открыл кран душа. Снова – ледяная вода, на этот раз – для успокоения, так как я даже думать боялся воспользоваться своим состоянием, чтобы разбудить Шейлу и развеять ее подозрения.
Я боялся; боялся, что в этот раз сравнение будет не в ее пользу.
Вышел я на подкашивающихся ногах, измотанный больше психически, чем физически.
Я снова лег в бессонную постель и еще долго терзался в темноте боязнью слишком хорошо понять то, что меня терзало, – пока сон меня не прибрал.
