Она видела, как вампир свернул во дворик, откуда на взломанную мостовую сочилась вода, и миновала это место как можно быстрее, не осмелившись даже повернуть головы. В этой части Лондона дворы, как правило, были проходными, и, обогнув квартал, Лидия шла до тех пор, пока не наткнулась на переулок, который вел, по ее расчетам, в тот самый дворик.
С минуту она колебалась. Переулок был кривой и темный. И хотя дома вокруг еще подавали признаки жизни (светились окна, по занавескам скользили тени), но все магазины, расположенные в первых этажах, были уже заперты; вечерний туман тянулся над пустынными влажными мостовыми. Лидия поежилась, запахнув поплотнее пальто, впервые осознав, насколько люди боятся одиночества. Вампир был в соседнем дворе, причем не исключено, что зашел он туда, чтобы подстеречь добычу.
Рука Лидии крепко сжала рукоять ампутационного ножа в кармане. В анатомичке это шестидюймовое лезвие всегда казалось ей похожим на широкий кинжал, и она невольно задавала себе вопрос, а хватит ли у нее духу пустить его в ход против живого существа.
«Или, – с невольной иронией добавила она про себя, – против неумершего. Единственный способ взять пробы крови, правда, несколько рискованный».
Если другие вампиры не знают о том, что она связана с Джеймсом, вряд ли они станут заботиться о сохранении ее жизни.
«Джеймс был бы взбешен, если бы узнал…»
То ли шепот, то ли звук тихих шагов, а может быть, и еле уловимый запах крови – но что-то она почувствовала вдруг за спиной.
Обернулась, чувствуя, как колотится сердце, подстегнутое неведомым доселе ужасом; нож, выхваченный из кармана, блеснул голой сталью в ее тонкой руке. Секунду она стояла, прижавшись к углу кирпичной стены и держа скальпель перед собой.
Двор был пуст.
«Но секунду назад здесь кто-то был», – подумала она.
Машинально оглядела мостовую. Кроме отпечатков ее ботинок – нигде никаких следов. Рука ее тряслась – обычная послешоковая реакция. Она отметила это с дотошностью врача точно так же, как и тот факт, что пар от ее дыхания смешивается с туманом как-то по-иному. «Кажется, туман стал гуще…» Все это было неспроста. Она знала это. «И езде – запах», – думала она, напряженно оглядывая замкнутые двери, запертые ставни, сгустившиеся и как-то странно искривленные тени. Он по-прежнему витал во дворе – запах крови, гниения и еще чего-то такого, чего она не ощущала ранее и не хотела бы ощутить снова… Было что-то противоестественное в этом запахе.
