Минуту-другую я размышлял, делая вид, что вспоминаю, о ком идет речь, чтобы не вызвать у них лишнего подозрения, а потом сказал:
– Ах да, конечно, эта милашка в белом.
– Ее отец, – продолжал монсеньор Питер, – давно умер, а мать находится в весьма стесненных обстоятельствах. Сама Люси – еще девственница, и я не далее как сегодня утром заплатил ее матери сто фунтов, чтобы она позволила оставить свою дочь в моем доме сроком на месяц с целью ее посвящения.
– Посвящения в таинства церкви? – спросил я, смеясь про себя, поскольку знал, что ее посвящение во взрослую жизнь уже успешно состоялось.
– Нет, – ответил Монсеньор, недвусмысленно трогая розги, – вот какое посвящение я имел в виду.
– Что? – воскликнул я. – Вы собираетесь ее сечь?
– Собираемся, – сообщил доктор Прайс. – Первое бичевание состоится сегодня вечером, но это будет чисто экспериментальное бичевание. Всего несколько хорошо рассчитанных ударов и быстрое совокупление, чтобы определить, как это влияет на корпускулярное действие кровяных телец. Завтра она будет в более подходящей форме для получения инструкций второго этапа, и мы надеемся, что к концу месяца…
– У нас будет идеальная ученица, – перебил его отец Питер, которому не очень понравилось, что доктор Прайс взял на себя ведущую роль в изложении предмета бичевания. – Однако давайте перейдем в гостиную. Бонифаций, положите эту связку в коробку и отнесите ее наверх.
С этими словами главный знаток бичевания в подлунном мире направился наверх в гостиную, а мы последовали за ним, хотя, должен признаться, шел я не без внутреннего трепета, потому что чувствовал себя кем-то вроде ассистента при совершении обряда жертвоприношения.
Войдя в комнату, мы обнаружили, что Люси рыдает, а Мадлен утешает ее. Увидев нас, Люси бросилась к монсеньору и, обнимая его ноги, сквозь рыдания проговорила:
– Ах, отец Питер, вы всегда были добрым другом мне и моей матери, скажите же, что гнусная история, которую мне рассказала Мадлен, – сплошная ложь.
«Боже мой! – пробормотал я про себя. – Значит, они избрали Мадлен доверенным лицом, которому поручено сообщить девушке, что с ней собираются делать».
– Встань, дитя мое, – сказал монсеньор. – Не доводи себя до изнеможения. Лучше послушай, что я тебе скажу… – Мы почти на руках отнесли эту малютку, потерявшую от ужаса голову, на диван, встали кружком и стали слушать.
– Ты, несомненно, знаешь, милая моя дочь, – коварно начал свою речь священник, – что энтузиасты науки не жалеют ни себя, ни своих единомышленников, пытаясь разгадать тайны природы. Ни время, ни боль не являются для них препятствием на их пути к цели, – Люси ни слова не ответила на это зловещее вступление. – Ты много читала, дочь моя, – продолжал монсеньор, поглаживая ее шелковистые волосы, – и потому поймешь меня, если я скажу, что твой покойный отец поручил тебя заботам матери-церкви, а я как ее представитель полагаю, и к моему мнению присоединяется твоя мать, что наилучшим образом ты сможешь послужишь ее целям, если предоставишь себя для испытаний, которые будут проведены весьма искусно и не причинят тебе боли. Напротив, они доставят тебе такое наслаждение, какого ты даже и представить себе не можешь.
