Я увидел клубок, искрящийся клубок, знакомый по предыдущему контакту, но теперь клубок выглядел более дружелюбно, а возле него фланировал, словно дожидался меня, пышный восьмиглаз. Завидев мое появление, восьмиглаз оттолкнулся от клубка и в два изгиба приблизился. Оказавшись рядом со мной, он замер, смерил меня мягким, но внимательным взглядом и склонился в поклоне.
Я ответил ему тем же.
– Для меня есть честь общаться с тем, кто давно покинул мир сей и следы чьи не наблюдались в мирах обитаемых вот уже многие тьмы лет, – прокурлыкал абориген.
Хорошее начало для беседы.
– Мне тоже приятно очень беседовать с тобой… – Я замялся, не зная, как обратиться к туземцу. Не русалкозавром же его называть, в самом деле.
Восьмиглаз заметил мое смущение и помог:
– Мою индивидуальность нарекли. Я – Клинч.
– Мне очень приятно, глубокоуважаемый Клинч. Меня зовут Русс.
– Русс, – повторил Клинч и прищелкнул языком.
– Что ты имел в виду, когда говорил про меня… Ну, что я давно покинул мир и давно не появлялся? – полюбопытствовал я.
Клинч кувыркнулся и хитро поинтересовался:
– Ты отчего-то не обладаешь понятием о моих словах?
– Да. Я не понимаю их, – признался я, подумал и добавил: – Я плохо помню о том, кто я такой.
– Я не могу помочь тебе совсем. Ты должен понять сам то, что хотел сказать я. Ты должен вспомнить свое прошлое. Я боюсь.
Восьмиглазик зажмурил семь глаз, а восьмой вытаращил так, что я испугался за его сохранность.
– Ты боишься меня? – спросил я.
– Боюсь. Очень боюсь.
– Почему ты опасаешься меня?
– Ты должен понять сам. Когда вспомнишь все. Я не могу сказать тебе.
– Почему вы напали на нас? – резко сменил я тему.
– Очень долгое время. С тех пор как пропали последние, такие как ты, наш мир никто не посещал. Мы испугались. Мы не хотели обидеть. Мы мирный народ.
Клинч поклонился и часто-часто замигал глазами.
– Верю, – согласился я.
– Мы не хотели с вами воевать, – признался Клинч.
– Один из ваших убил человека. Он сжег мозг.
– Я знаю. Я сожалею. Это прискорбно. Я не хотел. Он испугался. Он защищался. Он умер после этого. Да успокоятся его плавники.
– Да успокоятся, – согласился я. – Я могу считать, что мы в мире. И никакой войны не будет?
– Именно так. Мы заключили мир. Мы редко воюем. Наша растараш не воюет, не то что растараш бланкуш.
Честно говоря, мне не хотелось вдаваться в подробности местного социального устройства. Но я догадался, что «растараш» – это ближайшее к нам сообщество аборигенов, а «растараш бланкуш» – это соседнее сообщество. Похоже, на дне, как и в человеческом сообществе, процветала ксенофобия, от которой мы никак не могли избавиться.
