– Скорее уж они нас замочат! – выдал я умозаключение.
– Что предлагаешь? – спросила Музыкантская.
– Вести дело к перемирию, – ответил я, адресуя свои слова конкретно Гвинплею Планту, которому подобная перспектива душу не грела. – Мы здесь пару дней, а уже в дерьмо вляпались. Так что дело нужно решать миром. Иначе шоу это, конкретно, закончится раньше времени.
– Они Бессмертных убили, – упрямо сжав челюсти, не собирался сдаваться Плант.
– Повторяю специально для тебя, – отреагировал Крысобой. – Бессмертных к печальному итогу кто-то из наших привел, а вовсе не эта восьмиглазая липучка.
– Я свое мнение сказал. Мне добавить нечего, – упорствовал Плант.
– Как ты намерен с русалкозаврами беседовать? – спросила Музыкантская, наклоняясь ко мне.
Пробудились фривольные мысли.
Если бы не Крысобой, с которым у Ренаты мало-помалу стали налаживаться отношения, ее персоной занялся бы я.
– Ну, с тем-то я побеседовал, – возразил я.
– С каким тем? – не понял Крысобой.
– С тем, в котором ты дырок натворил.
– И как ты с ним беседовал? – недоверчиво нахмурился Марк.
– Восьмиглазик со мной ментальный канал настроил.
– Ментальный что?
– Канал. Он вызвал меня мысленно, и несколько минут мы общались на уровне образов.
– Какие несколько минут? – вмешался Гвинплей Плант. – Ты всего секунд двадцать в отключке пролежал. Потом всплыл сразу.
– Правильно. Как только Марк выстрелил в русалкозавра, и тот умер, я очнулся. За это время я успел много чего полезного узнать.
– Колись, – потребовал Крысобой.
– Да побыстрее, – вставила Музыкантская, высунувшись из-за валуна. – А то, похоже, не один ты о мире грезишь. К нам три восьмиглазика плывут.
– Аборигены эти представители коллективного разума. Тут у них неподалеку колония находится. И с нами воюет только одна колония. Хотя все дно заполнено их поселениями…
– Они совсем близко, – торопила Музыкантская.
– Мужики, – решился я, – я пойду с ними побеседую. У меня получится.
Я вынырнул из-за валуна, не давая опомниться своим спутникам.
В двадцати шагах от меня и в трех метрах от дна на двух маленьких скатах парили аборигены, грациозно держась за шишковатые наросты на головах животных.
Я примирительно простер к ним руки, вглядываясь в глаза полного русалкозавра, выглядевшего самым представительным.
Я хотел было извиниться за поступок чернокожих студентов, понимая, что звучать это будет весьма глупо, но тут же передумал. Они уже поплатились за свои действия.
Я не мог отвести взгляд от внимательных цепких зрачков, которые меня изучали. Зрачки расширялись, поглощая меня, точнее, мою сущность. И я проваливался… я кружился… я возносился…
