Гарри".
Речь шла о коммюнике, которое Большая Тройка должна была выпустить после окончания конференции, в котором должны были быть обнародованы ее решения.
"Мне кажется, мы не должны делать никаких упоминаний о границах", перебил Черчилля, Рузвельт, игнорируя записку Гопкинса.
"Необходимо сказать хоть что-то", — подчеркнул Сталин.
Впервые Черчилль и Сталин выражали одну и ту же точку зрения. Премьер-министр сказал, что решение о границах Польши просто должно быть в итоговом документе.
Рузвельт выразил свое несогласие. "Я не имею права подписать соглашение о границах в данный момент.
Это должно быть сделано позже Сенатом. Пусть премьер-министр сделает по возвращении публичное заявление, если это необходимо".
Молотов даже слегка вздрогнул. "Я думаю, что было бы хорошо включить что-нибудь в соглашение, подписываемое тремя лидерами, по поводу восточной границы, — сказал он негромким голосом. — Можно было бы сказать, что линия Керзона является общеприемлемой для всех участников… Я согласен с тем, что следует что-то сказать и о западной границе".
— Мы должны сделать какое-то заявление, — повторил Черчилль.
— Да, но не такое конкретное, если хотите, — сказал комиссар иностранных дел.
— Следует сказать, что Польша должна получить компенсацию на западе.
— Очень хорошо, — одобрил Молотов. Неожиданно Рузвельт поднял новый вопрос, и это вызвало сенсацию.
— Я хотел бы сказать, что я передумал относительно французов и их положения в Контрольном Совете по Германии. Чем больше я об этом думаю, тем больше я считаю, что премьер-министр прав.
Так Рузвельт пришел к выводу, что Франция должна иметь свою оккупационную зону. Не успел Стеттиниус оправиться от удивления, как ему пришлось еще больше удивиться, когда Сталин выразил свое согласие. Такой поворот событий был подготовлен за кулисами. Гопкинс убедил Рузвельта, что будет разумно предоставить Франции оккупационную зону, а затем президент через Гарримана передал Сталину, что он изменил свою точку зрения. Сталин сразу же ответил, что соглашается с президентом.
Черчилль ликовал так же, как накануне ликовал президент Рузвельт.
— Разумеется, Франция может заявить, что не будет присоединяться к Декларации и сохранит свои права на будущее, — со строгим выражением лица сказал Черчилль.
Все рассмеялись.
— Мы должны принять это во внимание, — лукаво ухмыляясь, добавил Черчилль.
Даже хмурый Молотов подыграл Черчиллю.
— Мы должны быть готовы получить жесткий ответ, — сказал он.
