Она не отвечала, он открыл пожарную дверь, выходящую на Студиестрэде.
— Почему вы все это говорили мне здесь? — спросил он. — Почему не дома?
Она сделала жест, который охватывал рестораны, «Палас», машины, едущие по бульвару X. К. Андерсена. Поток людей, направляющихся к ночным развлечениям.
— Именно здесь, — заметила она, — можно почувствовать, как это будет — оказаться на первой странице утренних газет с обвинением в педофилии.
— А зачем ломать пальцы Мадсену? — спросил он.
— Они не сломаны, — ответила она.
Она посмотрела на свои руки. Они были больше рук Каспера, это были руки пианистки, каждая из них могла бы взять октаву — плюс уменьшенную квинту.
— Мелкие уловки, без которых не обойтись, — пояснила она. — Если черная женщина хочет выжить. В мире белых мужчин.
В последующие три недели он пребывал в состоянии близком к ступору, полностью присутствуя только на манеже. На третьей неделе он пришел в себя в тот миг, когда направлялся в магазин, чтобы купить телевизор. Тогда он понял, насколько все серьезно. У Юнга где-то написано, что самый быстрый путь к психозу лежит через телевидение. Он вернулся домой.
Как раз в периоды депрессии важно не забывать о своих здоровых увлечениях. В тот же вечер он отправился на Рихсвай. И проиграл в покер. Несколько часов спустя он стоял перед тихой девочкой.
— Ко мне приходила одна женщина, — сказал он. — Африканка.
— Сестра Глория?
— Это имя ей не подходит, — заметил он. — Оно означает «слава».
— А что такое слава?
— Это бывает, когда ты сделал что-нибудь хорошее. Она ничего хорошего не сделала. Она заставила меня солгать. Написать тебе, что я собираюсь уехать.
— Я ей не поверила, — сказала Клара-Мария. — Я ее насквозь вижу.
Она посмотрела ему в глаза. Это был взгляд, который проникал через все преграды: череп, мозг, вагончик. Звучание девочки изменилось, окружающий мир стал куда-то исчезать, волосы встали дыбом на его голове — и вот все прошло, все опять было по-прежнему.
— Я хочу есть, — сказала она.
Он приготовил ей ужин.
Он научился этому у Стине. Как-то раз он сидел на стуле, там, где сейчас сидела Клара-Мария, а Стине стояла у конфорок, они к этому моменту знали друг друга две недели, и тут она вдруг сказала:
— Тебе надо научиться этому.
Сначала он не понял, что она имела в виду.
— Ты так никогда и не уехал от родителей, — сказала она, — ты так и остался жить в трейлере, у тебя есть женщины, которые готовят тебе еду. Ты все время заставляешь свою мать подниматься из могилы и браться за кастрюли. На сей раз так не выйдет.
