— У вас болит жопа? — спрашиваю его.
— Да, — отвечает он, скрипя зубами. — А теперь еще и плечо.
— Начнем с жопы. Когда это началось?
— Я уже отвечал. Все записано в моей медицинской карте.
Наверно. Если он имеет в виду бумажную тетрадку — то наверняка. Однако надо иметь в виду вот что: поскольку по первому требованию пациента или суда она оказывается в их распоряжении, записи в ней не слишком разборчивые. Например, почерк Эссмана[5] больше смахивает на морские волны, нарисованные ребенком. Если же говорить о его компьютерной медицинской карте — а это уже закрытая информация, и любой специалист вправе сообщить все, что он считает нужным, — то, помимо уже знакомой нам записи: «Жалоба: болит жопа», дальше следует: «Голова? Ишиас?» Что подразумевается под словом голова — источник боли или психический сдвиг, — остается под вопросом.
— Знаю, — говорю я. — Но иногда бывает полезно повторить.
Видно, что он относится к моим словам с недоверием, но куда денешься?
— Зад замучил, — говорит он неохотно. — Особенно последние две недели. Я и обратился в экстренную помощь.
— Вы обратились в службу экстренной помощи из-за боли в заду? Что, так сильно болит?
— Охренеть можно.
— Сейчас тоже? — Я бросаю взгляд на капельницу с раствором дилаудида. После такой слоновьей дозы болеутоляющего можно преспокойно сдирать себе кожу овощечисткой.
— А то. И не смотрите на меня как на наркомана. А теперь еще это гребаное плечо.
— Где?
Он показывает на правую ключицу. Я бы не назвал это плечом, ну да ладно.
На первый взгляд — ничего такого.
— Так больно? — Я слегка нажимаю на это место.
Мужчина вскрикивает.
— Кто там?! — раздается требовательный голос Дюка Мосби.
Я отодвигаю занавеску, чтобы Мосби меня увидел:
— Только я, сэр.
— Какой я тебе «сэр»... — начинает он.
Отпустив занавеску, я изучаю последнюю сводку о здоровье. Температура 98.6, кровяное давление 120/80, интенсивность дыхания 18, пульс 60. Все в пределах нормы. Как и у других больных сегодня утром. Я щупаю Эссману лоб, как заботливая мать. Лоб горячий. Блин.
— Будем делать компьютерную томографию. Медсестры, — спрашиваю, — утром заглядывали?
— С вечера никого не было.
— Ёптыть, — говорю я в сердцах.
И вот пожалуйста, в пятой палате я обнаруживаю покойницу, на ее лице написан ужас, а в ее сводке о здоровье написано: «Температура 98.6, кровяное давление 120/80, интенсивность дыхания 18, пульс 60».
Это при том, что она лежит в луже крови.
