– Что тебя мучает, милый? – шептала жена.
Отставной лейтенант только загадочно улыбался.
В общении с местной знатью он принял совершенно невозможный тон. Он никому не хамил, но все считали себя задетыми; он никому не переходил дорогу, но все чувствовали себя обойденными. Он никого не приглашал в гости и не принимал никаких приглашений. Трудно было понять, первое или второе возмущает дворян Вуэлло сильнее.
Вместе с тем он был так далек от окружавшей его жизни, что не возникало реальных поводов для нормальной дуэли. Все считали такое его поведение сознательным приемом, освоенным где-то в столичных гостиных. Никто не мог себе представить, что у Мартина де Варгаса все получалось само собой.
Иногда он вообще на какое-то время исчезал из поля зрения. В городе думали, что он уезжает, однако ошибались. Отставной лейтенант сидел в задней комнате отцовского дома и на широком столярном столе строил макет Алжирского порта и городских укреплений, Выстругивал кухонным ножом из щепок галеры, пушки, насыпал горы песка и устанавливал вылепленные из глины укрепления.
Попытка кого-либо из домашних войти в этот период в комнату вызывала у него приступ тихого бешенства. Отцу не нравились эти непонятные забавы, но он их терпел, ибо они обходились ему значительно дешевле, чем охотничьи развлечения сына.
Жена очень быстро поняла, что не имеет никакой власти над душою мужа, и утешилась тем, что ей удалось от него забеременеть. Временами в ее душе всплывали воспоминания из времен их юности, какие-то цветущие рощи, венки из полевых цветов, поцелуи украдкой, прочая милая дребедень. Она тихо плакала в подушку, когда Мартин по нескольку дней не появлялся дома, но никогда бы не призналась в этом. В том, что Мартин из смешливого и одновременно мечтательного юноши превратился в хмурого, пахнущего псиной мужчину, ей не виделось ничего необычного или печального. Она была готова к тому, что через какое-то количество лет он станет толстым, одышливым, краснощеким пьяницей, как и все пожилые мужчины в их виноградарском городке. Более того, она неплохо представляла себе его похороны и свой траур по нему. Они, и похороны и траур, уже жили вместе с нею и Мартином в этом доме, и в этом, если вдуматься, нет ничего странного или страшного.
Ничуть не смущал ее и детский макет в задней комнате. У мужчины должна быть какая-то глубокомысленная придурь, немного невразумительная прихоть. Без нее мужчина кажется как бы не вполне созревшим, не окончательно остепенившимся. Глупости, свойственные всем мужчинам, как-то: пьянство, охота, девки, не считаются. Пусть ищет философский камень, размышляет над движением планет, если ему угодно.
