– Знаю, многим из вас полученные задания кажутся странными или даже бессмысленными, но помните, чем они страннее, чем они удивительнее, тем с большим рвением их надлежит выполнять.
На головы монахов упали первые капли дождя. Это задело их даже меньше приставаний ветра.
– И помните, вы свободны в выборе средств, которые будут потребны для достижения цели. Понадобится убить – убивайте, понадобится солгать – лгите. Понадобится отказаться от креста – отказывайтесь. Я заранее отпускаю вам все грехи. Все, кроме тех, что вы совершите себе в угоду, а не во славу порученного дела.
По силе выразительности словам отца Хавьера могла соответствовать только молния, и она возникла, сверкнула, ослепила, исчезла.
– Теперь о предательстве.
Раскат грома. Другой. Третий.
– Помимо обычных слов, произносимых в подобном случае, я должен заметить вам, что самим характером этого дела вы лишены возможности предать. Что бы вы ни рассказали обо мне, о моих приказаниях, это ни одного моего врага не приблизит к пониманию общего замысла. Более того, даже если вы сговоритесь все вместе меня предать, то и в этом случае у вас ничего не выйдет. Вы не найдете человека, которому рассказанное было бы интересно.
Волна ливня прошла слева направо через колодезный двор.
– Я верю вам, ибо каждого отбирал сам. Но и то, что сказал вам о предательстве, сказать было необходимо. Все меня поняли? Все ли?!
Снова последовал совместный кивок.
– Теперь помолимся, братья!
И хлынул тяжелый, мрачный, шумный ливень, как будто слова молитвы были тем самым, что следовало обязательно скрыть от постороннего слуха.
Через каких-нибудь два месяца счастливый супруг сделался пугалом для всей округи. Целые дни он проводил на охоте, и охотился таким образом, словно вел военные действия против крестьян всех соседних деревень. Алькальд Вуэлло, справедливый и добродушный дон Антонио де Варгас, каждый день начинал с выслушивания жалоб мелких арендаторов и деревенских альгвасилов[36] на потравы посевов и разорение виноградников собаками и лошадьми дона Мартина.
Поселяне понимали, что молодой человек как бы слегка не в себе, что привез он с королевской службы какую-то незаживающую, хоть и невидимую рану, но никак не могли взять в толк, почему расплачиваться за его переживания должны они.
Дон Антонио пытался поговорить с сыном, а потом и перестал пытаться. Уж больно непочтителен и загадочен был сын во время этих бесед.
– Что тебя мучает, мой сын? – спрашивала мать.
