— Собирайся, Ванюшка, — сказал он, а сам отвернулся, не увидел бы Алексей краски на лице: не мальчишка ведь.
Собрались быстро: солнце на небе долго уже не задерживается, медлить не велит.
Ванюшка снял со стенки лук, повертел в руках.
— Положи, — остановил его Степан. — Не на олешков идём. С кутелом к зверю подобраться легче. Нерпу кутелом и на лёд вытащишь, не утонет.
— А лахтака тоже? — спросил Ванюшка и, вздохнув, лук обратно на стенку повесил.
— Только бы попасть, а там уж постараемся, вытащим, — ответил Степан. — Носок железный с держака соскочит, а к нему ремень привязан, другой конец ремня у меня в руке. Лахтак тяжёл, не легко его на лёд вытащить, а всё равно не упустим.
От избушки до припая дошли быстро, спустились на лёд, огляделись: припай широк, конца не видно.
— Если где полынья есть, около неё лахтак лежать может, — объяснил Степан. — Идти надо осторожно. А полыньи не попадётся — до кромки идти надо. На забоишься, что далеко?
— Не забоюсь, — твёрдо ответил Ванюшка, — но дальше говорить не решился — вдруг Степан тоже скажет: «Не хвастай».
Ровного льда на припае оказалось мало: последняя буря льдины друг на друга ребром нагромоздила, так они и стоят, как их морозом схватило.
— На торос заберёмся, — сказал Степан. — С него, как в подзорную трубу, всё углядим.
Торос был высокий, с одного бока на нём, точно кто нарочно ступени вырубил, легко на самую верхушку забраться. Ванюшка сразу наверх взбежал. А как глянул — чуть кутела не выронил. Степан его за руку схватил, знак дал, чтобы не крикнул. Вдали между торосами серая туша ползёт, ластами подпирается. Лахтак! Голову поднимет, осмотрится, сколько короткая шея позволяет, и опять грузно на лёд опустится, ластами перебирает, торопится к свободной воде. И как только сюда его от ледяной кромки занесло?
— Полынья, значит, тут была, — шепнул Степан. — Он на лёд выбрался, заснул, да полынью-то и проспал, льдом её затянуло. Он продухи сам во льду делать, как нерпа, не умеет. Теперь на ластах до кромки припая пойдёт. Мы краем за торосами живо его догоним, пока он до чистой воды не добрался. Наш будет!
Перед лахтаком, словно нарочно, простиралась ровная ледяная дорожка. Зимнее скупое солнце стояло не высоко, от торосов на дорожку легли поперёк тени.
Степан, хоронясь за торосами, шёл быстро, старался перегнать лахтака и отрезать его от свободной воды, до которой уже недалеко оставалось. Ванюшка, как мог, бесшумно спешил за ним по скользкому льду, дивился: ноги, что ли, у Степана особенные? Идёт, ни разу не запнулся, не оскользнулся, будто и не лёд под ним, а твёрдая земля. Не похоже, что торопится, а у Ванюшки уже и духу не хватает. Но он только твёрже сжал губы, крепче перехватил кутело: ни за что не покажет виду, что не настоящий он промысленник.
