— Я сыровья есть не стану, — отрезал Фёдор. — И крови пить. Никак!
Степан и Ванюшка тоже смущённо потупились.
Как только люди отошли, песцы опять принялись ссориться, визжать около моржовой туши.
— Смотрите! — крикнул Ванюшка.
Самые смелые песцы уже крутились около ловушек. Грубые бревенчатые стенки пастей их, видимо, не пугали: эти самые брёвна они давно привыкли видеть на берегу, даже не у самой воды, а на прибрежной возвышенности. Из таких брёвен и построили ловушки зимовщики. Ванюшка очень этому удивился.
— Тятя, кто дерево наверх затащил? — спрашивал.
— Нам то не ведомо.
— Может, ошкуи играючи затащили? — не отступал Ванюшка и всех развеселил[11].
Домой дойти успели ещё в сумерки. И опять долго дым глотали, пока свою избушку натопили и дрова до угольев прогорели.
Мяса жареного наелись досыта и отвара салаты напились. А Ванюшка долго сидел в уголке на нарах и думал о своём. Ему виделась неуклюжая западня: словно какой ошкуй разинул широченную пасть и перед ней маленький белый песец. Чёрный носик вздрагивает, нюхает воздух, любопытные глазки блестят, а пасть притаилась и ждёт: вот-вот захлопнется, и нет любопытного зверька. И Ванюшка сам не знает, рад ли, что шкурка пушистая к запасу прибавится, или… песец-то весёлый, придавит… жалко его…
Глава 6
КАК ЛАХТАК ПОЛЫНЬЮ ПРОСПАЛ
Когда закончили завтрак, Степан обратился к кормщику:
— Дядя Алексей, пока вы с Фёдором шкуры оленьи до пути доведёте, дозволь мне с Ванюшкой на припай лахтака промыслить, мороз не сильно забирает.
— Добро, — согласился кормщик. — Нам сало для жирника надобно на всё тёмное время, а шкура лахтачья на подошвы самая способная.
— Не знаю только, — добавил равнодушно Степан, а у самого смех в глазах так и прыгает, — есть ли охота у Ванюшки со мной пойти?
Ванюшка в ответ чуть с нар не свалился, вскочил и на отца смотрит во все глаза: прикажет?
Кормщик не вытерпел, улыбнулся. Ванюшка понял: засиял весь, уже капюшон на голову вскинул, вокруг лица шнурком затянул и за кутело схватился.
— Зверя бить собрался? — спросил отец.
— А что? Я тоже, как замахнусь… — неожиданно заявил Ванюшка, но взглянул на отца и смутился. Тот смотрит уже без улыбки, головой качает.
— Не хвастай, — проговорил строго. — Знай, на море идёшь, а море того не любит.
Ванюшка опустил голову, покраснел чуть не до слёз.
— Я не… — начал и не докончил.
Кормщику стало его жалко, смягчился.
— Добро, — сказал уже ласково. — С чем ни придёшь, а у Степана делу научишься, первый он у нас промысленник. Степан смутился: похвала кормщика стоила для него дороже золота.
