— А может, это Враг и был. Он пролетел прямо над нами, похож на стрекозу. Страшный! А на боку — звезда, красная.
Швейцер остановился.
— Он же мог вас расстрелять, — проговорил он испуганно. "Значит, все-таки через тайгу шли, по поверхности".
— Но не расстрелял же.
— Или облучить чем-нибудь.
Теперь побледнела Волжина.
— Что вы такое говорите! Не надо так, со мной может быть обморок!
— Простите, — смешался Швейцер.
Но Волжина уже раскаивалась, что рассказала.
— Поклянитесь, что это не пойдет дальше! Если мать Саломея узнает, меня посадят в карцер.
— Я вам клянусь. А что — у женщин тоже есть карцер? — Швейцер сменил тему.
Они дошли до тележки, Волжина взяла эклер.
— Есть, — ответила она с набитым ртом. — Вообразите — там крысы!
— Это ужасно.
Швейцер удивлялся своему спокойствию. Все было за то, что он уже привык и его не проймешь даже сногсшибательной новостью о вертолете.
— Знаете, — сказал он, отпивая ситра, — очень возможно, что это наши. Господин ректор сообщил нам о крупных победах. У нас недавно было Устроение, и Бог укрепился в желании помочь правому делу. Врага оттеснили, а вертолет счастливый трофей…
— Тише вы! — прошипела Волжина. — Кричите на весь зал!
Швейцер, спохватившись, прикрыл рот. В уме он просчитывал, не мог ли его микроавтобус на деле оказаться вертолетом. Нет, они ехали по земле. Если потом и летели, то в памяти это не сохранилось.
Он посмотрел в сторону оркестра: отцы перекусывали за отдельным столом, и ректор что-то разливал из маленькой фляги. Все шло к тому, что перерыв затянется надолго — так шло из бала в бал. Другие лицеисты стояли группками и отдельными парами; они вели вымученные разговоры с подругами. Мать Саломея сидела на женской половине, как изваяние. Отец Савватий несколько раз звал ее к столу, показывая зачем-то фляжку (что в ней было?) но та лишь качала головой и оставалась сидеть.
Швейцер почувствовал, что уже ненавидит Волжину. Вот жаба! Жаба, безмозглая.
Волжина вовсе не была похожа на жабу, но он упрямо твердил про себя: жаба! жаба!
Однако светскую беседу полагалось продолжить.
— А вам уже делали операции? — с фальшивым интересом спросил Швейцер.
— О да, — Волжина прикрылась веером и сделала глупые, страшные глаза.
12
… Разошлись к полуночи.
Мать Саломея ударила в ладоши, и барышни, вмиг бросив кавалеров, слетелись к ней и выстроились в строй.
— Прощайте! — крикнул кому-то Берестецкий, маша платком.
Ему не ответили. Дамы перешли в иное измерение.
