Чуть позже я все-таки сделал одно исключение — для своего научного руководителя. Как оказалось, он в курсе этих дел — и даже гораздо более меня, вероятно; насколько я понимаю, ему впрямую пришлось тогда отстаивать меня и на уровне дирекции, и на уровне райотдела КГБ. Однажды он в лоб сказал: "Говорят, у тебя антисоветская повесть есть, а я и возразить не могу. Дай посмотреть". Через несколько дней вернул, пробурчав нечто вроде: "Совсем с ума посходили… Ну теперь если спросят, скажу: читал. И ни черта крамолы не обнаружил…"
Благодарность моя ему неизбывна.
Однако летом 80-го вероятностная, как выражаются в фантастике, вилка моего будущего выглядела так: либо я сбацаю диссер, блестящий со всех сторон, и успею в течение аспирантуры хотя бы предзащиту пройти — тогда еще можно как-то рыпаться дальше, либо в декабре, по истечении аспирантского срока, вылечу из института, как пух от уст Эола, и со своей нигде не нужной высокой квалификацией окажусь безработным тунеядцем. Причем никто мне этого официально, упаси бог, не говорил. Пару раз намекал руководитель. А вообще — это как бы само собой разумелось, в воздухе висело. Либеральные, гуманные штучки типа взятия из аспирантуры в штат по наметкам, разработкам и слезным обещаниям уложиться в следующие два года были явно не для меня.
После предзащиты, в октябре, один из ведущих наших китаистов заметил, поздравляя: "На вашем месте я с завтрашнего дня на месяц ушел бы в загул. Заслужили". Но у меня были иные планы.
Назавтра меня вызвали в ЛАХУ (Ленинградское административно-хозяйственное управление АН, это рядом с Кунсткамерой) по совсем не относящемуся к политике вопросу, но вопрос этот даже не стали разбирать, когда я пришел. "Ну, ладно. Тут вот еще один товарищ хотел с вами побеседовать. Подойдите сюда же через часик".
Я и подошел.
Чекисту Александру Евграфовичу из повести "Не успеть" я дал инициалы того товарища, хотя сходства между ними никакого. Вполне интеллигентный, симпатичный с виду, всего-то лет на 10 старше меня (мне тогда было 26), очень корректный и безо всякого амикошонства человек пригласил меня в черную "Волгу" (мне, как и любой воспитанной в аморфном страхе божием советской медузке, даже в голову не пришло отказаться или потребовать обьяснений), и от знакомой с университетских времен набережной мы покатили в неведомую бездну.
Обличать тоталитаризм во всепланетном масштабе — это я плохо-бедно уже умел. Со средневековым китайским чиновничеством на кандидатском уровне тоже разобрался. А вот в такой локальной ситуации был, по-видимому, дурак дураком. Я даже не знал, куда мы едем!
