Дело близилось к финалу, то бишь к эндшпилю. И тут Зеленин увидел, что следующим ходом ставит Карапузину мат. Он не сразу поверил глазам, промедлил какую-то секунду — и уже занес было руку, как вдруг приятель хищно сказал:
— Канут тебе! Флажок упал.
— Как упал? — не понял Зеленин.
— Каком кверху! — рассмеялся приятель — Проиграл ты: время вышло. — И подмигнул: — Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время.
Зеленин расстроился. Что за дурацкая игра! Без одной секунды мат — и ты же проиграл! Догоняшки какие-то. Это получается: ставь фигуры куда попало, шуруй — кто быстрее, а голова вроде и ни при чем.
Он отодвинулся, уступил место Сене. Сам еще какое-то время посидел рядом, понаблюдал за этими… спортивными состязаниями.
Карапузин разок проиграл Эдику, а потом опять пошел щелкать всех подряд. В одной партии у него самого упал флажок, а противник не заметил.
— Флажок-то упал, — услужливо подсказал Зеленин.
— Ты! — вызверился на пего приятель. — Сидишь тут!.. Фрайер Моня. Ему же мат корячился через два хода!
Вот те на! Когда у Зеленина упал флажок, друг не пожалел его. а сам… Ну и ну.
Карапузин, поостыв маленько, сказал:
— Ты, вообще, шел бы на кухню… гроссмейстер закаканный. Водочки выпей. Чайку нам заодно сообразишь. Покрепче.
Писатель и пошел на кухню. Он хорошо ориентировался в квартире приятеля, знал — где что лежит.
А на кухне уже сидел один, тоже, видать, уволенный. Рыжеволосый такой, слегка конопатый и, как показалось вначале Зеленину, очень еще молодой. Сидел — водочку пил. В печальном одиночестве. Зеленин раньше его у приятеля не встречал.
— Здравствуй, — сказал конопатый, — Вова… Я — Boвa.
— Здравствуйте, — ответил Зеленин и тоже назвался. Конопатый, не спрашивая, налил ему водки, горестно шмыгнул носом, пожаловался:
— Восемь партий дунул. Вот же шакальство!
Он, стало быть, горе здесь заливал, проигрыш свой сокрушительный. Да стоило ли уж так-то? Зеленин вон тоже проиграл… одну, правда, только партию, не восемь. Но зато как! — за мгновение до мата.
Выяснилось одно, через минуту буквально, что главное-то горе у незнакомого Вовы другое. Проигрыш — это так, семечки. Судьба у него была поломанная — вся: карьера, личная жизнь…
— Ты кто? — спросил он.
— В смысле? — уточнил Зеленин.
— Ну, работаешь чего?
— Да так… книжки сочиняю, — неохотно сознался Зеленин.
— А-а, писатель, значит! — почему-то недружелюбно произнес конопатый. — Тогда скажи, раз писатель: можно человеку за четыре мешка макового семени жизнь коверкать? Гуманно это?.. В нашем-то обществе.
