Три прекрасных витязя - Николай Яковлевич Самохин

— Нервное переутомление, — определил врач и прописал мне ежевечерние полуторачасовые прогулки перед сном.

Я представил себе нашу Вторую Глиноземную в эту пору: темные подворотни, забор с проломами вокруг новостройки, фонари, расположенные друг от друга на расстоянии полета стрелы, — и мне стало тоскливо.

— Доктор, — робко сказал я. — А днем нельзя?

— Почему нельзя, — ответил доктор. — Можно и днем. Даже нужно. Пешком на работу, пешком с работы — если не очень далеко… Но перед сном — обязательно.

Вечером, провожая меня на первую прогулку, жена сказала:

— По тротуару не ходи. И от заборов держись подальше. Лучше иди серединой улицы.

— Учи ученого, — буркнул я.

— Закуривать ни с кем не останавливайся, — продолжала жена. — Знаешь эти их приемчики: сначала — дай закурить, а потом — раздевайся. — Она задумалась, припоминая что-то. — Я после войны сразу с одним парнем дружила…

— Ну? — сказал я.

— У него пистолет был — отец с фронта привез. Правда, не стрелял — что-то там заржавело, — но помогал здорово. Подойдет к нему ночью какой-нибудь тип прикурить, а он свою папироску в ствол вставит и протягивает. Представляешь?

— Угу, — хмыкнул я. — Вот и выходила бы за этого ковбоя.

— Тебе все шуточки! — обиделась жена.

— Какие, к черту, шуточки! — мрачно сказал я, запихивая в карман гаечный ключ. — Шуточки…

На улице было темно и пустынно. Хотя кое-какая жизнь и пульсировала, судя по доносившимся звукам. Звуки эти, однако, были неутешительные. Возле забора стройки кто-то со скрипом выворачивал доску. Неизвестно, для какой цели. Может, вооружался. Где-то впереди противными голосами пели неразборчивую песню с леденящим душу припевом: «Страааашно, аж жуть!».

Я шел серединой дороги, от фонаря до фонаря. Самые темные отрезки перебегал рысью, хватаясь за бухающее сердце.

…Бандит вышел из-за угла пивного ларька. Здоровенный детина с квадратными плечами.

— Эй, гражданин! — хриплым голосом сказал он. — Прикурить не найдется?

«Вот оно!» — ахнул я, и правая рука мгновенно онемела.

Теперь, если бы даже у меня был не гаечный ключ, а пистолет, как у того жениного ухажера, я бы не смог им воспользоваться.

Левой рукой я кое-как вытащил зажигалку и начал безуспешно щелкать ею — рука позорно дрожала, огонь не высекался.

— Что ты трясешься, будто кур воровал, — неодобрительно сказал детина. — Дай-ка сюда.

Он отнял у меня зажигалку и с первой попытки добыл огонь.

И тут я увидел на рукаве у него красную повязку.