Баранку он «крутил» мастерски. Руки в кожаных перчатках будто бы совсем небрежно лежали на ней, а тяжелая машина на большой скорости, не притормаживая, проносилась по неве-роятной дороге, по узенькой обочине бежала высоко над рекой, затормаживала у самого ограничительного бревна парома, бесстрашно проходила впритир к борту гигантского самосвала. Москвичка, привыкшая к ровному асфальту столичных проспектов, к бетонной прямизне пригородных шоссе, быстро убедилась, что этот смешной увалень, должно быть однажды и навсегда взваливший на себя обязанности всеобщего увеселителя, — редкий мастер своего дела… «Санчо Панса? — раздумывала Дина, стремясь, по своему обыкновению, измерить заинтересовавшего ее человека литературной меркой. — Санчо Панса… Нет. Швейк? Тоже нет. Но есть в нем что-то и от того и от другого. А в целом это третье — своеобразное и любопытное».
— Вы женаты, Петрович?
— Нет.
— Почему же?
— По переписи, у нас, Дина Васильевна, женщин на двадцать миллионов больше, чем мужчин. Надо же о них заботиться! Это ведь тоже большой важности задача.
— Так и не были женаты?
— Может быть, и был, не помню уже…
— А дом у вас где-нибудь есть?
— Дом есть, как не быть дому. Я его, как улитка, весь на себе ношу. В войну по фронтам носил, а после войны — по стройкам. Где моя лайба стоит, тут и дом… Хорошо, между прочим. — И вдруг, обернувшись, сказал: — Я ведь хочу до ста лет дожить.
«Н-да, орешек! Болтает, болтает — и ничего из него не вытянешь. Хитрущий!.. А ведь наверняка все ему известно».
— Федора Григорьевича давно возите?
— Порядочно. Во многих местах мы с ним шрамчики на глобус нанесли. «Шрамчики» — это его словечко… Любит Старик эти «шрамчики» на глобус наносить.
— А что он за человек? — спросила Дина и тут же, зная психологию шоферов-персоналыциков, внутренне усмехнулась, предугадывая, какие услышит слова, рассчитанные на передачу начальству.
— Старик-то? Обыкновенный человек… На двух ногах.
«Нет, Василиса, сравнения твои чисто внешние, — решила Дина, вспоминая, что девушка определила Петровича как смешного прожорливого зверька. — Нет, милая, не так он прост». Машина шла по дороге, по-видимо совсем недавно прорубленной через лес. От зеленоватых солнечных лучей, пробивавшихся сквозь листву, рябило в глазах. Острые локти корней толкали колеса. Чтобы не прикусить язык, Дина плотно сжала зубы. «Ошиблась, Василек, и во мне ошиблась, какая я кошечка?.. А вот интересно было бы узнать, как она определила бы этого механика, этого Дюжего, что ли».
