— Путаешься под ногами…
Это был помощник капитана. Он отбросил еще сипевший, но уже пустой огнетушитель. Схватил другой.
— Чем могу помочь? — спросил Олесь.
— Под ноги не соваться! — огрызнулся речник. — Титов, Куприянов, бейте из брандспойта в огонь, в самый огонь! — Потом, должно быть разглядев лицо пассажира, усталым голосом сказал: — Худо, ох, худо… Тут негде причалить. — И, вдруг что-то вспомнив, начальственным голосом произнес: — Тебе дело: спустись в трюм, там женщина была с мальчонком, нога у неё, что ли, сломана, на носилках принесли. В углу её койка, глянь, вытащили её?..
Сирена выла хрипло, протяжно, надрывно. Казалось, звуки эти исторгает, истекая кровью, объятое ужасом смерти огромное допотопное чудовище. Но Олесь уже не слышал рева. Перепрыгивая через ступеньки, он спускался в общую каюту, где побывал недавно. Оттуда катили вверх клубы едкого дыма. Нельзя было разглядеть и вытянутой руки. Он крикнул несколько раз, но то ли голос сирены заглушал его, то ли каюта была пуста, никто не отозвался. Дыма же было столько, что, вспомнив военные пожарища, Олесь пригнулся к полу, чтобы можно было хоть как-то дышать.
— Эй, есть кто живой?
Теперь, когда сирена смолкла, он расслышал: невдалеке кто-то стонет. Двинулся на звук и чуть не наткнулся на женщину. Она лежала на полу со странно подвернутой ногой.
— Минька, Минька там… мальчик, сын, — хрипела она, показывая в угол.
Олесь наобум бросился в шевелящуюся мглу и тут наткнулся на кого-то.
— Осторожней: у меня на руках ребенок, — сказал девичий голос и спросил: — Где выход? Ой, прошу вас, выведите меня на палубу! Я ничего не вижу.
Ни о чем не спрашивая, Олесь схватил говорившую вместе с её ношей и, спотыкаясь о скамейки, понес их наверх. Опустил на пол. Постоял, прислонившись лбом к холодной стене, тяжело дыша, собираясь с силами. — Стой тут, я за матерью его сбегаю.
— И я с вами… Мишенька, постой здесь… Никуда не ходи, сейчас придет мама, — сказала девушка мальчугану, у которого на темной, закопченной рожице, как у негритенка, белели расширенные ужасом глаза. Это была та самая девушка, что днем играла на скрипке, но что-то изменилось в её лице. Что, Олесь не понял. Они почти бежали по трапу. Вдруг девушка схватила его за руку.
— Подождите. — Что вам?
— Я же ничего не вижу.
— Минька, Минька, Мишенька!.. — слышалось из мглы. Скрипя зубами, женщина, ползла в глубь каюты.
— Она ранена, поддержите ей ногу! — скомандовал Олесь спутнице, поднимая женщину на руки.
