Они были добры. Я ничего другого и не ожидала. Мгновение, когда я стояла, взволнованная и испуганная, на турецком ковре под ночным, пахнущим морем ветерком, колыхавшим тонкие занавески, сменилось другим, и картины из «Кама-Сутры» засияли в моем мозгу от золотого наушника и закружились вокруг, как голуби над Чандни Чук. Я взглянула на узоры, которые мои сестры из шаади вывели у меня на ладонях, и линии на коже зашевелились, свиваясь кольцами. Запах моего тела и благовоний был живым и душным. Словно кожа сползала с меня, обнажая каждый нерв. Даже легчайшие прикосновения ночного ветерка стали непереносимы. Каждый гудок с набережной вливался мне в ухо каплей расплавленного серебра.
Мне было ужасно страшно.
Потом двойная дверь в гардеробную отворилась, и вошел мой муж. Он был наряжен как могольский вельможа, в украшенном самоцветами тюрбане и в складчатом красном одеянии с длинными рукавами, выгибавшемся наружу спереди.
— Моя богиня, — сказал он.
Потом он распахнул одеяние, и я увидела, что выступает так гордо.
Сбруя из красной кожи была искусно выложена крошечными зеркальцами. Она крепилась на талии и на плечах тоже, для пущей надежности. Пряжки из золота. Я так подробно запомнила сбрую, потому что не смогла бросить больше одного взгляда на то, что она поддерживала. Черный. Тяжелый, как у коня, но с легким изгибом вверх. Складчатый, с утолщением на конце. Все это я успела запомнить прежде, чем комната развернулась вокруг меня, как душистые лепестки лотоса, и все чувства смешались в одно, и я бросилась бежать через апартаменты отеля «Тадж-Марин».
Разве я могла вообразить, чем отличается создание с аппетитами и желаниями взрослого, но с телом десятилетнего мальчика?
Слуги и одевалыцицы уставились на меня, а я бессвязно выкрикивала что-то, хватая покрывала, шали, все, что угодно, лишь бы прикрыть свой срам. Из неизмеримого далека мне слышался голос мужа, зовущего снова и снова: «Богиня! Моя богиня!»
— Шизофрения — ужасно неблагозвучное слово, — сказал Ашок. Он вертел между пальцами стебель красной розы без шипов. — Устаревший термин. Теперь это называется диссоциативными нарушениями. Даже, собственно, не нарушениями, а просто адаптивным поведением. Диссоциация. Разделение. Стать собой и другим, чтобы сохранить рассудок.
Ночь в саду датараджи Ашока. Журчит вода в каменных руслах чарбагха.[46] Я чувствую ее запах, сладковатый и влажный. Складки занавесей удерживают смог за стеной, деревья заглушают уличный шум Дели. Я даже различаю несколько звезд. Мы сидим в открытой беседке
