Ларисины зубки мелко стучали о край граненого стакана и крупные капли воды расплывались на ее коричневой кофточке темными пятнами. Она долго не могла отдышаться и все еще вздрагивала. Немного успокоившись, она достала из кармана пудреницу, но, увидев свое красное опухшее лицо, опять разрыдалась открыто и горько.
Произошло же вот что.
Лариса встретила в коридоре Ивана Фомича. Она поздоровалась с ним и прошла мимо. Иван Фомич проводил ее взглядом и вдруг позвал:
— Можно вас на минуточку?
Лариса обернулась и, увидев, что Пафнюков машет ей рукой, подошла к нему.
— Что-то давно вас не видно. Вы не болели?
— Каждый день бываю здесь, Иван Фомич. С девяти до пяти.
— Так-так. Ну, и что же вы здесь делаете каждый день?
— Когда что…
— Вы как будто еще где-то учитесь?
— В библиотечном институте, на втором курсе.
— Молодец какая! Прямо молодец. Да и куда теперь без образования? Все учатся. Но, кроме учебы, есть еще и работа. Вы меня понимаете? Евгений Осипович здесь многих разбаловал. Распустил! И вас, милая, в том числе. Да, да, я все знаю! Запомните, я лодырей и дармоедов в своей лаборатории не потерплю!
Иван Фомич грозно взмахнул рукой и прошел к себе.
А Лариса осталась стоять в коридоре.
…Михаил сжал зубы и тихо сказал:
— Пойдем домой. Я провожу тебя.
Они вышли на улицу. Было холодно. Но свежий запах весны уже щекотал ноздри.
Михаил мучительно не находил слов, хотя чувствовал, что Лариса ждет, когда же он что-нибудь скажет.
— Правда, что ты работал в цирке? — наконец спросила она.
— Правда.
— Почему ты ушел?
— Захотелось настоящего дела.
— А там было не настоящее?
— Не знаю… Мне казалось, я могу делать что-то большее, чем выдумывать новые фокусы.
— Там, наверное, было много красивых женщин? Гимнастки, наездницы… акробатки? И ты, наверное, жалеешь, что ушел из цирка? Правда ведь, жалеешь?
— Единственное, о чем я жалею, это о смерти Евгения Осиповича. И всегда буду жалеть.
— Он был хороший… Очень хороший! Все остальные и мизинца его не стоят… Тебе, наверное, сейчас очень трудно? После вольной цирковой жизни попасть к нам…
— Кто тебе наболтал о вольной цирковой жизни? Это такая же работа, как и всякая другая.
— Такая же? Ты что, и номерок там снимал?
— Нет.
— Ну, а теперь снимаешь!
— Как будто дело только в этом.
— Конечно, нет! Я имею в виду интриги, сплетни…
— Это ты везде найдешь… И в цирке тоже… Если, конечно, будешь искать. А не будешь — поймешь, что это не главное, а наносное, как пена в половодье.
