Домик в Армагеддоне | страница 40



На свежестриженом газоне спортивные сумки. Стяжники переговаривались, отчего в ароматном утреннем воздухе стоял шум, как над пчелиным роем. Одни забивали в мобильник чьи-то телефоны, другие уже прощались, руки пожимали. Ничем не отличались они, вчерашние соратники, от любой молодёжной стайки, на которую можно наткнуться возле стадиона или перед университетской библиотекой. Будто вынули из них что-то.

Фима стал высматривать своих.

Кто теперь здесь, в толпе расхристанной, – свои? Много ли осталось? Юрка сказал: поговорил со всеми. Но ведь пятёрку, из-за которой закрыли Стяг, остальные ненавидеть должны.

– Ты давай звони, приезжай. Что тебе там – ночь пути.

– Бог даст, все ещё соберёмся. Ещё акцию не одну проведём.

– Твои бы слова…

– Сказали же вам: временно. Временно закрывают.

– Да, да.

– Да что вы тут лапшой своей трясёте? «Временно»! Кончился Владычный Стяг, ясно?

– Ты думай как хочешь.

– Вот и думаю.

– Вот и думай.

– Хватит вам собачиться.

Поднял глаза и сразу увидел папашу. Тот стоял на крыльце штаба с Антоном, инструктором по рукопашке. Антон, видимо, только что показал ему: вон он, там, и папаша мотал головой: вижу, вижу. Встретились взглядами. Отец помахал ему рукой, Фима нехотя ответил. Вызвали, значит. Не нужно было всё же в анкете указывать.

Эти анкеты… бумажонки с длинным носом. Баба Настя как-то заполнила одну такую на школьном собрании. Папашка, слава богу, на собрания не ходил. Рвался – но баба Настя ему запретила. Деньги носил, когда нужно было, – на ремонт, на учебники, на подарки учителям. Сам созванивался с родительским комитетом, приносил кому-нибудь из них на дом. На собрания ходила баба Настя. Однажды во время контрольной классная просматривала анкеты – и вдруг на весь класс: «Бочкарёв, а почему тут у тебя в графе «отец» прочерк? Он ведь у тебя жив? Зачем же – прочерк?» И все оторвали головы от тетрадей и посмотрели на него…

Сейчас Фима почувствовал себя как на том собрании. Не хотел, чтобы папаша подошёл к нему в присутствии кого-нибудь из стяжников. Может, сообразит – не будет лезть, постоит в сторонке?

Зачем приехал? Не ко времени он.

Вчера сидел с Надей, свесив ноги в ночную пустоту. Давила тоска. Обидно было – за себя. Горька и непривычна была роль отщепенца. Но вера в большое будущее Стяга – эта вера держала, не давала сломаться. Всё. Конец. Суета вокруг – как финальные титры фильма, которые никто не прочитает: жалкие, ненужные, торопливо пробегают они по экрану, когда уже включен в зале свет и хлопают сиденья.