Это его «в «Казачок» – не сказал, как обычно, «в Стяг» или «в стан» – резануло слух. Фима покосился на сидящую рядом тётку, с выражением непереносимого страдания на мясистом лице обмахивающуюся журналом.
– Если что, – продолжил Юра, – вечером созвонимся, договоримся о встрече. Вроде бы все, даже в «Александре Невском», по-другому теперь настроены. Но пока ничего не поделаешь. Обсудим ещё.
Чем дальше Фима слушал Юру Чичибабина, тем меньше его понимал.
– Юр, я что-то не понимаю, – Фима отвернулся к окну. – Что у вас там происходит? Из Москвы приехали, что ли?
– Ну да, приехали, – растерялся почему-то Чичибабин.
Перехватило дух: неужели чаша весов качнулась в правильную сторону?
– Юрка, не томи. Ну что, что?
– Как – что? Ты не знаешь? Мы думали – знаешь… Переживали за тебя, бог весть что думали…
– О чём ты?
– Ты не знаешь?
– Да о чём не знаю? Что, Тихого наконец сняли…
– Фима, Стяг закрыли.
Перед КПП теснились припаркованные в несколько рядов машины. За забором, на центральной аллее, в шахматном порядке встали два автобуса с табличками «Дети» на лобовых стёклах. Обычно другие были автобусы – большие белые «Мерседесы» с эмблемами Владычного Стяга по бортам. В двери КПП свободно заходили и выходили люди. Дневальных уже не было.
Быстро как, быстро, не верится.
Продвигаясь вдоль машин, Фима понял, почему Чичибабин сказал: «Казачок»: всё это и впрямь напоминало обычный летний лагерь в конце смены – родители приехали забирать своих загоревших и возмужавших чад. Музычки не хватает.
– Мне бы Севастьянова не пропустить. Просили Севастьянова Николая забрать.
– Не выходил пока никто. Здесь стойте, не пропустите.
– Не могли, что ли, заранее известить?
«Оздоровились, – с болью подумал Фима. – Теперь по домам».
Самих стяжников здесь видно не было, и Фима поспешил внутрь.
На входе пропустил тугой рюкзак, который скакнул на него, подталкиваемый чьим-то коленом, протиснулся через узкий коридорчик КПП и вышел на территорию.
– Скоро их отпустят?
– Да потерпи уже, скоро.
– Сорвали, а теперь тянут.
– Они сами чего-то ждут, звали их уже.
Водители автобусов курили, развалившись на лавке. Поплёвывали себе под ноги, никто их не одёргивал.
Рассыпавшись небольшими группами, стяжники стояли возле Красного корпуса. Некоторые родители прохаживались поодаль, поглядывая на спортивный городок, на полосу препятствий, на церквушку Георгия Победоносца, на Стену Славы, где слева от двуглавого орла – выдержка из Устава, а справа – столбик с описанием важнейших акций, проведённых Стягом. Гавка, размахивая ушами, носился от одних ног к другим, обнюхивал, облаивал, летел дальше.
