Зуландра выпрямился, встал у огня спиною к откосам. Нараспев на чужом языке произнес то ли молитву, то ли заклинание. Повернулся лицом к востоку, вновь повторил ее. И так четыре раза. Нумитор увидел, как звезды заслонили смутные и бесформенные тени. Воздух наполнился шорохом невидимых крыльев. Решив, что с него достаточно, герцог повернулся и отправился обратно в лагерь. Он приказал капитанам поднять людей за час до наступления полночи. Потом удалился в свой шатер.
Три часа спустя Хиау велел часовым разбудить герцога. По дороге к скале, где оставил Зуландру, он увидел колдуна, который вел туда же с десяток солдат. Каждый из них тащил на веревке связанного сатира. Маленькие пушистые человечки всхлипывали и пищали.
Хиау подбрасывал в огонь ветки, и волшебное варево весело булькало в бронзовом котелке. От котелка к небесам поднимались клубы разноцветного пара. По команде колдуна первый солдат сунул голову всхлипывавшего сатира прямо в большой котел, стоявший на траве в стороне от костра. Темнота как будто вздрогнула, словно от звука безмолвных барабанов — или это забились от ужаса сердца солдат? — и Зуландра хладнокровно перерезал сатиру глотку. Вновь по команде солдат ухватил за лодыжки жертвенного сатира и держал так, пока не стекла кровь. После чего бросил трупик с откоса во тьму.
Колдун подсыпал еще порошка в свое зловещее варево и пропел новое заклинание. Наконец он повернулся к следующему солдату и велел сделать все то же самое. У солдат подгибались колени от страха. Один из них пробормотал:
— Это колдовство дольше, чем коронация. Делал бы все сам.
Когда был убит последний сатир, на небе уже занималась заря. Под медным котелком на треноге дотлевали угли. Хиау по приказу чародея снял дымящуюся посудину и вылил содержимое в котел, наполненный кровью сатиров. Стоявшие рядом солдаты увидели — или подумали, что увидели, — как из него поднялись призрачные тени. Остальным показалось, что это просто пар.
Одновременно часовые, сторожившие выход из ущелья, услышали приближение большого отряда. Никто не разговаривал, но звяканье упряжи и топот множества ног далеко разносились в немом утреннем воздухе.
Голос Зуландры зазвенел от внутреннего напряжения:
— Господин мой! Герцог Нумитор! Уведи людей!
Герцог, очнувшись от ночной оторопи, гаркнул:
— Строиться! Быстро в лагерь!
Шум шагов становился все ближе. Колдун протянул к небесам руки и произнес слова заклинания. Хиау подал черпак, и Зуландра принялся лить свое варево в черноту ущелья, то и дело вскидывая вверх обе руки и выкрикивая что-то на никому не известном наречии.
