Гудок, щелчок.
Снова сигнал. Теперь Натаниэль услышал другой голос:
«Натан, это Ронен. Я подумал, что тебе будет интересно. Мы нашли мотоцикл, на котором, похоже, убийцы скрылись с места преступления. Черный „сузуки“. Меня не пускают в больницу к твоему парню, а было бы желательно, чтобы он попробовал опознать. Поговори там с врачами, хорошо?»
Розовски усмехнулся. Вот в чем дело, а он поначалу удивился: с чего вдруг Ронен стал таким добрым и дружелюбным? Никогда не было такого, чтобы инспектор Алон держал его в курсе расследования и делился результатами по собственной инициативе.
– Посмотрим, Ронен, посмотрим, – пробормотал Натаниэль. – Может, и поговорю…
Натаниэль посмотрел на часы, потянулся, зевнул. Налил себе чашку чая и перебрался в гостиную, к телевизору. Послушал новости. Об убийстве Седого не говорили ни слова – видимо, сенсация себя изжила. Прогноз погоды обещал вполне терпимую для осени температуру. Он с хрустом потянулся. Вспомнил о просьбе матери, В программе передач искомый фильм значился как «Джи-Эф-Кей». Розовски отыскал в ящике книжного стола новую видеокассету.
Таймер, как всегда, не работал. Натаниэль громко обругал себя склеротиком, второй год не могущим выбросить «этот хлам» на свалку.
Делать нечего, придется ему сидеть перед экраном и таращиться на американские страсти вокруг убийства Кеннеди. Даже для очень любящего сына, каким являлся Натаниэль, это было большой жертвой. Во-первых, он не интересовался американской историей – даже в ее криминальной части. Во-вторых, терпеть не мог Кевина Костнера, исполнявшего, судя по газете, главную роль в этом фильме.
Наконец, в третьих, – просто хотел спать.
Поняв, что выхода нет, Натаниэль решил по крайней мере обставить предстоящий просмотр минимальным комфортом. Бросив в кресло подушку, он подкатил ближе сервировочный столик, на котором стояли три банки пива, соленые сухарики, пепельница и сигареты. После этого, упав в кресло и распечатав первую банку пива, он переключился на искомый российский телеканал и, дождавшись заставки «Вечерний киносеанс», включил запись.
Розовски рассеянно следил за перипетиями борьбы честного прокурора Гаррисона, которого и играл Кевин Костнер, – с теми, кто пытался скрыть от следствия существование политического заговора. Ничего нового во всем фильме не было. Набившие оскомину рассуждения о свободе, демократии, прочем – плюс личные проблемы главного героя. С точки зрения Натаниэля, тяжеловесная и нудноватая манера игры Костнера вполне соответствовала общему колориту фильма.
