– Здрасьте… – выдохнул Кир, глядя в прекрасные семитские глаза.
– Простите, – у нее был сложный низкий голос с хрипотцой и бархатными переливами. – У нас переезд и ремонт. А в повестки по привычке шлепают старые номера кабинетов. Садитесь, пожалуйста.
Кир нащупал ногой стул, проверил рукой его спинку и сел, положив голову себе в ладонь.
– И вы занимаетесь убийствами? – рассматривая это чудо, спросил он.
– И уже давно, – подтвердила девушка. – А вы, – она заглянула в бумаги, – отец…
– Да, я отец, – произнес Кир.
Сейчас даже если бы она назвала его водопроводным краном, он согласился бы.
Утром следующего дня Игнат с удивлением обнаружил, что лишился сна. Та муть, в которой он проболтался несколько часов перед рассветом, могла быть забытьем, обмороком, отключкой, чем угодно, но только не нормальным человеческим отдыхом.
Игнат был чрезвычайно невнимателен к своему здоровью и с детства верил, что умрет не своей смертью. Один из его родственников по материнской линии, дядька Козьма, прожил до девяноста семи лет, терроризируя огромную семью и доводя до отчаяния угрозами пропить все свое наследство – черно-белую телку Афродиту – с алкашом-соседом Пантелеймонычем. У Козьмы в теле было 12 (!) раковых опухолей, а умер он, переев блинов на Масленицу. Не то, чтобы Игнат чувствовал в себе такой же сильный заряд жизненной энергии, но все плановые и неплановые осмотры врачей подтверждали одно и то же – бычье здоровье и неустойчивое состояние нервной системы. Впрочем, последнее не удивило еще ни одного специалиста. «Городской человек, батенька, – заявил очередной профессор, простучав молотком по всем конечностям Игната, – чего вы хотите? Само понятие нормы трансформировалось. Алкоголизм, стресс, экология. Я вас умоляю. У нас каждый второй автомобилист на дороге – нервопат, а каждый третий социально опасен. Да вы посмотрите, как они ездят! Вон, недавно, перед моим носом из третьего ряда какой-то дебил одним махом сворачивает влево! Я еле затормозил! И кто им только права выдает, я не знаю! Уроды!» Подтверждая свою теорию о городских психах, врач швырнул молоточек на стол и, царапая пером бумагу, накатал заключение в карточке Игната. Тот, вежливо улыбаясь, забрал свои бумажки и тихо испарился из кабинета. Как раз такой трюк ему пришлось проделать на днях, чтобы не проскочить нужный переулок. Хотя наверняка это были два совершенно разных случая.
Сейчас, стоя в ванной и рассматривая свою серую физиономию в мутном от пара зеркале, Игнат вспоминал, что он знал о сне. В голову лезла всякая ерунда о пытках бессонницей, о дельта-сне и о том, что сон необходим человеку как эмоциональная разгрузка. Как-то раз, когда Игнат стоял в безнадежной пробке на бульварах, невидимый специалист долго и подробно рассказывал в радиоэфире, что обычный ночной отдых подобно влажной губке стирает из памяти все нужные и ненужные воспоминания. Игнат задумался. Получалось, что если процесс психологической утилизации не наладится, спустя несколько таких ночей, как сегодняшняя, он превратится в социопата. Если уже не превратился.
