Два вопля потрясли воздух. Один вырвался из моей груди, другой из груди молодой баронессы.
— Он убьет его, он убьет его! — шептала она, закрывая глаза, и судорожно билась на груди своей матери.
Я не билась и не плакала. Но вся моя жизнь перешла в зрение. Я не спускала глаз со скачущего по долине всадника на беснующемся диком коне, и что-то стонало и ныло внутри меня.
«Святая Нина! Пречистая просветительница Грузии! Спаси его! Сохрани его! Возврати мне его целым и невредимым!» — шептали мои побелевшие губы.
— Иокши, славно, девчурка! Умеешь быть настоящей джигиткой, — услышала я подле голос дедушки Магомета.
Но на этот раз его похвала прошла незамеченной. Я была в ту минуту олицетворением молитвы и страха за моего дорогого, любимого папу.
Но вот показалось белое облачко пыли. Вот оно ближе, яснее… Вот уже виден синий с золотым шитьем казачий кафтан отца… Он едет ровным, растяжным галопом… Вот уже можно различить коня и всадника… Еще немного — и он здесь, он рядом!
Его лицо бледно и весело, хотя следы утомления видны на нем. Но что сталось с Демоном? Он весь покрыт белой пеной… Его дыхание тяжело и прерывисто. Глаза, гордые глаза непобедимого, дикого скакуна, полны вымученного смирения. Мой смелый отец усмирил его.
— Браво, браво, князь Георгий! Молодец, батоно! Смелый, ага! — кричали и русские офицеры и наши дагестанские друзья.
— Папа! — могла только выговорить я.
Он обнял меня одной рукой, а другую протянул баронессе, словно ожившей при его возвращении.
О, как я гордилась им — моим героем отцом!..
А между тем уже из дому неслись звуки чиунгури и зурны, призывающие гостей к лезгинке, начинающей каждый бал в домах Грузии. Им вторил потихоньку военный оркестр, приехавший из Гори к своему командиру. Изредка раздавались выстрелы винтовок: это Михако салютовал отцу.
Когда все пошли в дом, я осталась на балконе. Мне так много хотелось сказать папе, я так переволновалась за него и так восхищалась им, что не могла утаить в себе всех моих разнородных ощущений. Но он пошел в дом, предложив руку молодой баронессе и как бы позабыв обо мне.
— Маленькая княжна, первую кадриль со мною, — услышала я веселый оклик хорунжия Врельского.
— Нет, ступайте, я не хочу танцевать! — произнесла я полупечально, полусердито.
— Но ведь папа вернулся здоровым и невредимым, — не отставал офицер, — почему бы и вам не поплясать немножко? Или вы боитесь бабушки?
О, это было уже слишком!
Я сверкнула глазами в его сторону и твердо произнесла:
