Она все меньше уделяла внимания поддержанию чистоты в общей комнате, на кухне и ванной. Просто отворачивала взгляд от пятен и пыли, от вещей родителей Брута, от них самих. Бралась за тряпку только тогда, когда уж чересчур допекала свекровь.
Офелия, не раздумывая, собрала бы манатки и ушла жить с Брутом к своей матери. Но у той была вообще одна комната и кухня. Жить в такой тесноте втроем совсем невозможно.
К тому же мать, хотя и жалела дочь за ее мытарства, не горела желанием жить под одной крышей с зятем. Да теперь даже, наверное, и с самой дочерью — когда Офелия забегала к ней, то несколько раз встречала одного и того же мужчину. Ее мать была еще достаточно молодой.
Но и жить так дальше Офелия не могла. Стала уговаривать Брута:
— Давай съедем отсюда. Поживем где-нибудь отдельно…
Брут пытался успокоить ее:
— Потерпи. Потом эта квартира будет нашей с тобой.
Офелия задумалась о том, сколько же надо терпеть. Родители Брута также еще были далеко не старики. Здоровье у них по их годам — вполне приличное. И хотя она не любила свекровку со свекром, желать им скорейшей смерти не хотела.
Офелия настояла. И, как это не ударяло по их семейному бюджету, но они сняли квартирку. Крошечную. Уж на самой окраине. Но отдельную.
Свекровь была в истерике. Однако Офелию такое обстоятельство мало волновало. Она, наконец-то ощутила себя полноценной хозяйкой, настоящей хранительницей домашнего очага. В отдельной квартире можно было все привести в порядок, подладить под себя.
На следующий после переезда день Офелия отпросилась с работы. Хозяйничала.
Сама двигала нехитрую мебель. Развешивала заранее запасенные голубые занавески для спальни и розовые — для кухни. Вымывала грязь из углов, оттирала старые подтеки на кафеле и плите. На белой, достаточно чистой стене повесила их с Брутом свадебную фотографию.
Офелия торопилась, ей очень хотелось закончить все к возвращению с работы мужа. Чтобы он зашел и разулся, а не топал как в родительской квартире повсюду ботинками. Чтобы сел за стол, застеленный белоснежной, а не застиранной до желтизны скатертью. Чтобы смотрел в чистое, а не засиженное мухами окно. Чтобы он огляделся и ахнул:
— Какая у меня жена…
И она успела. К приходу мужа их маленькая квартирка блестела как стеклышко. На плите к тому же стоял свежий горячий борщ.
Брут, однако, ничего не заметил. Протопал, как обычно, прямо в грязных ботинках на кухню. Съел две тарелки борща. Посмотрел в окно. Вернулся в комнату и уселся к телевизору. Там он и стянул с себя грязную обувь. В разные углы комнаты разбросал носки.
