Офелия и Брут | страница 35
— Любишь? Не любишь?
Анна, ее мать, Лилало, Венера и еще много-много других женщин, девушек, девочек. Они одинаково смотрят оттуда и ждут:
— Любишь? Не любишь?…
А я смотрю на звезды. И я плыву между ними и между тех, что слева и справа:
— Что еще нужно?
— Разве еще что-то нужно?
— Кто сказал, что еще что-то нужно?…
И молчим. И млеем. В забытьи. В забытьи… «Глазки закрывай…»
— Баю-бай… Баю-бай…
Качала меня мама.
— Люблю.
И бабушка:
— На конфетку.
— Люблю.
Крутит задом Венера.
Снова Анна смотрит в упор.
Ли-ла-ло…
Мой язык нем. Под веками — соль. И кто-то бьет меня по ноге. Не сильно. Но ритмично: раз, раз, раз. Надо открыть глаза.
— Солнце!
Оно там, где были звезды. Оно нависло надо мной. Ощупывает меня своим жгучим взглядом. А кто-то бьет по ноге. Не сильно. Но ритмично: раз, раз, раз.
Поворачиваю голову — пирс. Я бьюсь ногой о пирс, с которого меня столкнула Лилало.
Я снова в том же месте. Море не взяло меня — вернуло. Так ничего и не решив. Так ни на что и не решившись.
Я взмахнул руками и легко доплыл до того места, где можно встать на ноги. Вышел на песок. В мокрой одежде побрел к гостинице.
Милиционер на лавочке покачал головой:
— А мы вас обыскались. Оперативки по прилегающим районам разослали. А домой сообщать не стали пока. Признайся, у бабы завис, купальщик?
Я кивнул, и он, записав что-то в блокнот, махнул рукой:
— Иди. Хо-хо… Все мы мужики — одинаковые…
Девицы, сматывающие удочки после ночной ловли у бара, заохали, глянув на мой мокрый вид:
— Вам помочь. Жене позвонить?
Я отказался:
— Спасибо, проститутки.
Старик-швейцар вытянул из-под стула мою сумку:
— Вот, вас из номера еще того дня выселили. Срок-то истек…
Мой срок-то истек…
Я глянул на календарь с курортной девушкой и отметкой текущей даты. Мой срок-то истек. Почти. У меня еще есть, есть время. И я взял билет на поезд.
И вот думаю, думаю, думаю:
— Любишь? Не любишь?
Я думаю, лежа на полке. Я думаю, разминая ноги в проходе. Я думаю, куря в тамбуре. Я думаю у окна. Под подозревающие взгляды соседей. Под чайностаканное звяканье проводницы. Под угрожающее тиканье вагонных колес.
Конечно, у Анны не зад Венеры. Но грудью не уступит Лилало. И Анна не отталкивала меня никогда Венера не спрашивала:
— Любишь? Не любишь?
А Лилало может долго молчать. А Венера вертеть. А Анна быть.
Венера спала с математиком. Лилало не спала со мной — Анна.
Зачем Лилало? Венера просто не знала. Анна хотела.
Венера, прости. И ты, Лилало. Анна, Анна, Анна…
Кровь бьет меня в голову. Не сильно. Но ритмично: раз, раз, раз — раз, раз, раз. Это поезд. Он несется, несет меня, приближает. И чем дальше, тем меньше он стоит на промежуточных станциях. Ему перестают попадаться красные светофоры. И он мчится, мчится, как верный муж из командировки. На всех парах.