Она проглотила комок в горле и покачала головой.
Вулф долго смотрел на Джессику. Когда он наконец заговорил, его голос звучал тихо и убийственно холодно, а слова хлестали сильнее, чем пощечины.
— Ты проклянешь тот день, когда обманом завлекла меня в этот брак. Есть вещи и похуже, чем ласки дикаря. И о них ты тоже непременно узнаешь.
Скрывая страх, Джессика уголком глаз наблюдала за Вулфом, который глотнул приготовленный ею кофе. Когда он сделал гримасу, она вздохнула и подвинула ему чашку с компотом, блюдо с ветчиной и бисквиты.
Вулф поковырял вилкой ветчину, проигнорировал бисквиты и стал вылавливать чайной ложкой фрукты из компота. Джессика надеялась, что после еды он будет менее свирепым. Возможно, он после этого выслушает ее объяснения. И будет меньше презирать ее.
Вулф молча ел, ощущая на себе взгляд Джессики. Он ничего не говорил ей. И не смотрел на нее. Так было безопаснее. Иначе он мог сорваться. Просыпаться по утрам в состоянии возбуждения, которое увеличивалось при одном взгляде на Джессику, — могло ли это способствовать смягчению его гнева.
— Еще ветчины? — спросила она мягко
— Нет, спасибо.
Джессику не вводила в заблуждение вежливость Вулфа, поскольку она знала, что вежливость для него естественна как дыхание и сама по себе мало что значит. В Англии его манеры были так же безупречны, как у герцога. Но Вулфу не было свойственно сглаживать свои слова и поступки, как принято в высших кругах. Среди англичан он ни на минуту не забывал, что он чужак. Из традиций он создал себе броню, одновременно используя их для ответных мелких уколов Виконтов дикарь всегда оказывался элегантнее, чем те, кто был рожден для богатства, и дикарями в сравнении с ним выглядели они.
— Вулф, — обратилась к нему Джессика, — вчера вечером я была слишком усталой, взвинченной.
Он резко оборвал ее:
— Вчера вечером вы объяснились предельно ясно, ваша милость. Мои прикосновения приводят вас в ужас.
— Нет, я вовсе не это хотела сказать.
— К черту то, что ты хотела сказать! Важно то, что ты сказала.
— Пожалуйста, выслушай меня, — проговорила она, не собираясь так просто сдаваться.
— Я уже слышал все, что…
— Я никогда раньше не была обнаженной перед мужчиной, — перебила она Вулфа, повысив голос. — Я никогда не касалась обнаженного мужчины, никто никогда не касался меня, и я видела, с каким желанием ты смотрел на меня, и забыла что ты меня никогда не обидишь, и я… — голос Джессики прервался, — я испугалась. Мне показалось, что я загнана в угол, мною овладела паника… Пожалуйста, не сердись на меня. Мне… Вулф, мне приятно касаться тебя и ощущать твои прикосновения… Я испугалась.
