Улицы были почти пусты, и хоровое пение под множественный стук башмаков заставило меня обернуться. Целая толпа, без малого двадцать человек, мужчины и женщины, шли тесной кучкой, все с заплечными мешками, скромно, но тепло одетые, и пели псалом доктора Лютера «Господь наша крепость». Кто они такие, я догадалась сразу же: благочестивые странники, возжаждавшие света истинной веры, пешком пересекают германские земли, чтобы сподобиться услышать великих проповедников. Иные осуждали их, говоря, что все эти подвиги благочестия - остатки католического лицемерия и честно трудиться куда достойнее, чем шляться, проповеди же Лютера можно и в книжках прочесть. А мне нравилось выражение их лиц, воинственное и в то же время кроткое - мол, смейтесь, кому охота, ругайте, кто зол, жалейте, кто глуп. Если я жалела их, то лишь за чрезмерную серьезность. Отчего бы, например, не улыбнуться при мысли, что в отречении от показного великолепия лошадей и повозок тоже есть нечто показное, и все это плохо сочетается с золотыми словами о том, что спасение достигается лишь верой, но не делами, во имя ее вершащимися? Однако серьезность внушала и уважение, и смутные догадки о том, что мне просто-напросто неведомо нечто, известное им. И я завидовала им, что они смогли оставить свои дома и пойти, куда хочется.
Но теперь мне было не до философий. Я последовала за ними, выжидая, пока кончится псалом. Ведь и я могу… да нет, не бывает такого везения!…
– Доброго утра, почтенные, - я встретила вопрошающий взгляд человека, который казался старшим над ними, и вежливо присела. - Можно ли спросить, куда вы держите путь?
– Да хранит тебя Господь Всемогущий, девица, - отозвался он. - Мы идем в город Виттенберг, где, как тебе должно быть известно, живет и проповедует наставник всех добрых людей в деле веры, господин Мартин Лютер. Мы хотим слышать его.
Виттенберг. Доктор Фауст из Виттенберга… Ну конечно, вот куда мне надо идти, если я и вправду надеюсь на собственные силы! Господи, Ты все же милостив ко мне, грешной!…
– Я прошу вас и умоляю: позвольте мне пойти с вами, - сказала я, сложив руки, самым что ни на есть жалобным голосом. - У меня есть немного денег, и я не буду вам в тягость.
– Ты хочешь пойти с нами? - переспросил старший, поднимая брови. - Но разрешат ли твои родители и благословят ли они тебя в такой дальний путь?
– У меня нет родителей. Отец умер в Троицын день, - ответила я и простодушно-печально добавила: - А тетушка говорит, что не огорчится, если я вовсе не вернусь.
