Генриетта медленно покачала головой:
— Я не хотела тебя обидеть.
Линда не могла унять злость. Ей хотелось поквитаться, хотя она сама не могла понять, за что.
— Мне казалось, тут кто-то плакал, когда я пришла.
Генриетта улыбнулась:
— Это запись. Наброски для реквиема. Там чередуются музыка с записью человеческого плача.
— Я не знаю, что такое реквием.
— Похоронная месса. Теперь я только такое и сочиняю.
Она поднялась и подошла к большому роялю, стоявшему у окна с видом на поля и волны сбегающих к морю холмов. Рядом с роялем на большом столе стоял студийный магнитофон и звукорежиссерский пульт. Генриетта включила запись. Послышался женский плач, тот самый, что Линда слышала в окно. Генриетта и в самом деле дама странная. Линда почувствовала любопытство.
— Вы записывали плачущих женщин?
— Этот плач из американского фильма. Я записываю плач из фильмов, из радиопрограмм… отовсюду. У меня есть сорок четыре разных плача — есть плач, скажем, новорожденных детей, есть плач старухи — я записала его в больнице для хроников. Если хочешь, можешь записать свой плач для моего архива.
— Ну уж нет, спасибо.
Генриетта села за рояль и тронула несколько клавиш. Линда подошла к инструменту. Генриетта подняла руки и, нажав педаль, взяла аккорд. Комната наполнилась мощным, медленно затухавшим звуком. Она кивком пригласила Линду сесть рядом, смахнув несколько нотных листов с табуретки. Генриетта на нее смотрела изучающе.
— И все-таки — почему ты приехала? У меня всегда было чувство, что я тебе не особенно нравлюсь.
— Мы тогда играли с Анной. Я была маленькая и почему-то вас боялась.
— Меня?! Меня никто не боится.
Ну да, быстро подумала Линда. И Анна тебя боялась. Ты ей даже являлась в кошмарах.
— Просто захотелось — взяла и приехала. Ничего не планировала. Я, конечно, волнуюсь, где Анна, но не так, как вчера. Вы наверняка правы — она в Лунде…
Линда запнулась, и Генриетта тут же уловила ее сомнение.
— Ты что-то недоговариваешь. Может быть, мне тоже надо волноваться?
— Анне показалось, что на улице в Мальмё она на днях видела своего отца. Мне не следовало бы об этом говорить, лучше, если бы она рассказала вам сама.
— И все?
— А этого мало?
Генриетта с отсутствующим видом сделала несколько пассов над клавиатурой.
— Ей все время кажется, что она видит отца. С детства.
Линда насторожилась. Ей Анна никогда об этом не говорила. Если бы она и в самом деле видела отца раньше, она бы ей наверняка сказала. Они были долгое время очень близки, секретов друг от друга у них не было. Анна — одна из немногих, кто знал, как Линда в свое время стояла на парапете моста в Мальмё. Слова Генриетты не могли быть правдой.
