— Кто за руль сядет? — спросил Авразил.
— Я!
— Вы умеете?
— Нет таких крепостей, которые не могли бы взять… Пардон, это из другой оперы.
— Где вы научились так водить ракету, — перекрикивая шум двигателя, спросил Авразил у трагика.
— Играл пирата в космической феерии. Пришлось окончить курсы пилотов. Сцена не терпит фальши. Йо-хо! — взревел трагик, ловко дергая рычагами управления.
— Вокруг планеты «критский лабиринт», — сообщил черт. — План я украсть не успел, но кое-что запомнил.
— Пройдем! Его мой дружок придумал. Дедалом звали. Обожал Шекспира!
— Причем тут Шекспир? — не понял ангел.
— Формулы лабиринта — монологи Шекспира. Главная — монолог Гамлета. Каждое слово — поворот. Нужный — на смысловом ударении. Левый и правый — по очереди, — гремел трагик, — Если ты плохой актер, то из лабиринта тебе один выход — в пасть к Минотавру. А?! — трагик захохотал, — Здорово?! К чему тебе жизнь, презренный червь, коль ты не можешь прочитать Шекспира!
— Что с ним стало? — крикнул черт.
— С Дедалом?
— С Минотавром.
Актер вздохнул и даже сбросил скорость.
— Нет повести печальнее на свете. Ариадна сгубила. Умнейшая была баба, да охмурил ее герой-любовник из массовки. Ему «кушать подано» играть, а он на Лабиринт замахнулся. Пожалела Ариадна убогого, написала разработку роли, и все — конец великой идеи. А ведь любила Театр… О, женщины! Вам имя — вероломство! — воскликнул трагик, разгоняя катер.
— Вон вход светится!
— Мы пойдем другим путем.
— Каким?
— По монологу Короля Лира.
— Почему?
— Мне больше нравится. Держитесь. Шекспира нельзя читать с потерей темпа. А темп у него — ого!
Трагик яростно бросил ракету в отверстие сбоку от главного входа. После каждого поворота лабиринт менял цвет. Мельтешение огней и жестокие перегрузки, когда актер швырял катерок то вправо, то влево, самым плачевным образом сказались на ангеле и черте. Ракета стонала, двигатель ревел, трагик грохотал Шекспира.
— Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!
Лей дождь как из ведра и затопи
Верхушки флюгеров и колоколен.
Вы, стаи молний, быстрые как мысль,
Деревья расщепляющие, жгите
Мою седую голову! Ты, гром,
В лепешку сплюсни выпуклость вселенной
И в прах развей прообразы вещей.
И семена людей неблагодарных!
Авразил очнулся от тишины. Катер зарылся носом в знакомую лужайку неподалеку от института физики.
— Сели?
Трагик кивнул, и устало обмяк в кресле.
— Ну, как? Я был хорош?
— Более чем.
— Любимейшая роль!
Черт вертелся как на сковородке:
— Не нравится мне это. У них над территорией академии должен быть силовой барьер, а мы сели.
