Слова продавца были странны, как и он сам. Верить им или не верить у Грина не было оснований. Он вынул бумажник, расплатился, взял с прилавка пакетик.
Получив плату, Бек, не глядя, словно пренебрегая деньгами, бросил бумажки в ящик.
— Вы уронили пять фрaнкoв на пол, — заметил Грин.
— Да… — Бек нагнулся поднять бумажку, зацепил шляпой за край прилавка. Шляпа сдвинулась набок, обнажив ухо. Солнечный луч, пробившийся в лавочку, падал на прилавок и за прилавок. Осветил ухо Бека и часть щеки. Ухо было длинное, как у зайца, закругленное на конце, покрытое белым пухом. Белым блестящим пухом! Это потрясло Грина.
Но еще больше потрясло обстоятельство, замеченное, когда Грин выходил из лавки. Витрина была высокая, узкая, состояла из двух стекол, сложенных одно к другому впритык. На верхнем стекле, над линией стыка, стояла надпись: «Сны на выбор». Так можно было прочесть изнутри лавки. Так же читалась надпись и с улицы — одинаково с обеих сторон! Пораженный Грин задержался, не выпуская ручку двери: вернуться? Вспомнил уши продавца, зубы лопатками. Отдернул руку, словно ручка двери раскалилась под его пальцами, и поспешно зашагал прочь.
Магазин Лебрена Грин отыскал. Но антиквара не оказалось: на несколько дней он выехал из Парижа. Статуэтку Анубиса Грин тоже увидеть не мог, старший продавец сказал, что она у хозяина в сейфе.
Не везло в этот день египтологу. И наверно, не повезет в следующие дни. Когда вернется Лебрен?
Чувство досады не покидало Грина до вечера. Тут еще эта странная лавка «СНЫ». Время от времени Грин нащупывал пакет в нагрудном кармане. И когда ловил себя на этом почти детском занятии, начинал злиться. Но тут вставала перед глазами физиономия продавца, уши в белом пуху, надпись «Сны на выбор». Почему его поразила надпись, если и без того было столько поразительного в продавце, в разговорах? Да, надпись читалась одинаково изнутри магазина и с улицы. Как это сделано? Может, было две надписи? Нет, одна. Грин обратил внимание на нее, когда входил в лавку, — надпись на стыке двух стекол. Несколько раз смотрел на нее, когда был в лавке. Две надписи наслаивались бы одна на другую. Надпись одна! Колдовство какое-то!
Вечером у себя в номере Грин достал пакет и высыпал таблетки на лист почтовой бумаги. Их было шестнадцать: четыре зеленых, четыре желтых, белых и розовых. Так просто — проглотить и лечь спать?.. С минуту Грин рассматривал цветные кружочки, выпуклые с боков, с закругленными кромками, — чтобы легче глотать. «Начну вот с этой, розовой», — решил он. Вспомнил, как продавец предупреждал его: «Мистер Грин, на первый раз…» «Начну с розовой!» — упрямо повторил Грин, расстегивая запонки на сорочке.
