Закон Словотского номер девятнадцать: «Когда рассказываешь историю, эффект важнее правдивости».
Уолтер Словотский
Стах всегда клялся, что это было на самом деле, но в роду Словотских принято врать. Я лично в это не верю.
А история такова.
Однажды, когда я был совсем маленьким — лет трех или близко к тому, — Стах поставил меня на кухонный стол и отпустил руки.
— Прыгай, Уолтер, — сказал он. — Не бойся: я тебя подхвачу.
— Нет, не подхватишь, — заупрямился я. — Ты не станешь меня ловить, и я упаду.
— Давай, Уолтер, давай. Я поймаю тебя. Честно. Некоторое время мы спорили — он протягивал ко мне большие руки, я упирался, понимая, что это какая-то проверка. И наверняка — подвох.
И все же я прыгнул. А он отступил, и я упал на пол. И расшибся.
Я лежал и плакал.
— Ты же обещал, что поймаешь!
— Это научит тебя не доверять никому, — сказал он.
Потом я много думал об этом. Поступок был жесток, а мой отец скорее отрезал бы себе руки, чем был жестоким со мной. Но сказать, что он это сделал, — дело иное. Ведь то, что он этим доказывал мне, было истиной: проживите достаточно долго, и наверняка среди тех, кому вы доверяете — даже если таких немного, — найдется тот, кто предаст вас. Попросту даст вам упасть.
Они всего лишь люди; все люди ненадежны, даже я. Особенно я.
Не лучше ли понять это в детстве, на примере, которого, может, никогда и не было, чем напороться на это тогда, когда это будет по-настоящему важно?
И не говорите мне, что ложь — всегда жестокость.
* * *
Джейсон нашел меня в фехтовальном зале в восточном крыле казарм. Светлое, полное воздуха место: одна стена почти целиком из распахнутых окон, вторая сияет белизной.
Я выбрал учебный меч и соломенную куклу, разогрел мышцы с годами это становится все нужнее и нужнее — и принялся отрабатывать выпады, заставляя мышцы бедер работать так, что они чуть не взвыли.
Как говаривал приятель моего приятеля: «После сорока остается себя только латать». Физически ты вроде бы еще в форме, тем более если поддерживаешь себя упражнениями на уровне — но организм неуклонно сдает. Мое правое колено время от времени начинало ныть, хотя по-настоящему плохо мне становилось, только если я его перетруждал. И все равно — плохо. Я пробовал и лед, и тепло, и уже начал подумывать съездить в Питтсбург к пауканам выяснить, не сможет ли их лекарь как-то заговорить мой сустав.
— Поработаешь со мной? — спросил Джейсон.
Он был в белой свободной рубахе и таких же штанах, заправленных в сапоги. Добрая рабочая одежка.
