«Чего ты просишь, смертный муж из народа Рожденных-в-Сумерках?» — прогремело всеми громами Мира.
— Победы! Я хочу победить и спасти своих отца и брата!
«Ты уверен, что победа того стоит?»
— Уверен, — отчеканил Мэй.
«А если я скажу, что твой отец очень скоро умрет, так и не простив тебя? Ты согласишься?» — вкрадчиво мурлыкнула Неназываемая, искушая и вопрошая.
Но Рыжий не отступил:
— Мне нужна победа в Мор-Хъерике. Полная и окончательная.
Дело было не только в отце и брате. Мэй недаром считался лучшим из стратегов униэн, недаром барды слагали о нем песни и баллады, называя не иначе, как Воином. Он знал, что если сейчас униэн отступят, если сделают хоть шаг из долины, то очень скоро от Тир-Луниэна не останется камня на камне. Альмар опаздывает, возможно, с ним что-то случилось, и ждать помощи неоткуда. Кто-то же должен задержать врага?
«А если я скажу, что цена будет высока, как никогда прежде? Ты пожертвуешь своим волшебным даром?»
— Да, — прошептал он.
«Талантом мастера?»
— Да.
Вышло несколько вызывающе. Еще истерики не хватало!
«Чувствами?»
— Да, да, да!
Боги никогда не даруют ничего просто так, без расплаты. Мэй знал это всегда.
«Хорошо! Твоя цена — твоя победа!»
Спасение пришло вместе с первым лучом солнца. «Серебряная» гвардия Альмара врезалась в спину дэй'ном, сметая Желтые Повязки к лойсу.
Мэй склонился к отцу, прислушиваясь к его неровному сердцебиению.
— Отступник… Мэй… — голос Финигаса был не громче обычного вздоха.
— Мы спасены, отец. Тир-Луниэн спасен.
Зеленые глаза князя Финигаса превратились в узкие провалы нестерпимой боли.
— Мэй, ты должен избавить Тир-Луниэн от Гваэхардов. Ты же мой сын… — горячечно шептал он. — Ты все еще мой сын…
— Я не стану предателем и узурпатором, — сказал Рыжий, словно отрезал.
— Отступник, лойсов вышкварок… — простонал Финигас, в изнеможении закрывая глаза. — Тебе придется, ибо я так хочу. И так будет…
Уже шагнув Палаты Воинов, уже пригубив от чаши забвения, умирающий князь сумел вымолвить слова прозрения, словно выпустил стрелу из фамильного лука.
— …ничего не закончится, пока ты не возьмешь платиновую корону из рук Альмара Гваэхарда…
Предсмертное прозрение сильнее любого колдовства, и даже боги пасуют перед его мощью. Отцова стрела попала точно в сердце Рыжего, прямиком в его мертвое сердце.
Наверное, больше сотни пар глаз видели, как Мэй тряс безвольное тело покойного князя за грудки и не своим голосом орал:
— За что?! Что я сделал тебе?!
Будто мог докричаться до дна смертельной бездны.
