Помиришься ли с Богом ты, или крюк тот вонзит тебе в бок?
Темны воды, приливы круты, и тебе ль удержать поток?
Представай перед Богом, вождь, и похвастайся перед ним:
«После засухи, мол, будет дождь, и росою сменится дым».
Ноги сломаны у стариков, прежней силы теперь уже нет.
Знака ждут они сотни веков, а не видят в небе комет.
Бормотанье их слышим везде, наполняет всю землю крик,
Стыд во взоре и страх в бороде, и дрожанье виновных рук.
Гнев для сильных седлает коней, злоба их мишурой оплела,
Ведь от звона упавших цепей стала кожа как мел бела.
Слышат крики восстанья вдали — черным горем разбиты сердца;
Кости треснули, тело болит, и не краше они мертвеца.
Ни один не остался цел, жадно воздух глотают рты,
Смертный мрак их собой одел, и греховные души пусты.
Ветер вяжет движения ног, о разгроме к ним вести пришли.
Как трясут бумаги листок — так стряхнут их с края земли.
Наточен, отточен клинок, и пушек разверзлось жерло,
Стал зрелым зеленый росток, и время для жатвы пришло.
Ты пожато, о время слов, и ветер дыханием стал:
Мертвые слышат тот зов, что в пропасти смертной вскричал.
Когда мрачный сокрыт лик луны, и невидимы звезд пути,
Корни неба обнажены, всюду блики — солнце, свети!
Там, где в море шквал бушевал, там стала гладью вода:
Это Бог знаменья нам дал, и дрожит от них пустота.
Там, где в ножнах томился меч, ржа царила, клинок покрыв,
Крик раздался — его не пресечь, человека горяч призыв:
«Двусторонний меч вонзи в плоть, пусть металл обагряет кровь;
В небе веет крылами Господь над скелетами мертвецов».
