Тяжело вздыхаю.
Что толку плакать у разбитого корыта?
Kapitel 21.
Я сидел напротив Него. Напротив фортепиано. Я знал, что его скоро продадут. Я попросил Мсье Шонсье помочь мне.
Я сидел, глядя на закрытую крышку, и слышал музыку. Как будто все звуки, которые я когда-либо извлекал из этого нежного инструмента хранились в воздухе, и теперь они лились на меня непонятным громом настраивающегося оркестра. Бах, Шопен, Брамс, Моцарт, Шуберт… Будто там, под закрытой крышкой, клавиши нажимались сами собой, играя несколько мелодий одновременно в восемь невидимых рук.
Я спрятал лицо в руках. Я не мог больше это выносить. Эту огромную силу, это давление, эту жалостливую мольбу, этот зов вернуться.
Я не вернусь.
Я не могу.
Я просто бессильно плачу и слезу капают на ковер, просачиваясь сквозь пальцы. Я слабый. Я хочу защиты. Но мне ее никто не дает. И не даст. Я знаю. Мне страшно.
И я устал. Устал болеть, грустить и бояться. Я хочу покоя. Я так устал.
Иногда мне кажется, что без музыки я совершенно пуст. Пуст и глух изнутри. С другой стороны, когда я играю, я так же пуст. Поэтому ничто уже не имеет значения.
Я должен продать фортепиано. Я не хочу больше играть. Я больше не могу.
Возможно, в этом виноват Мсье Розетт. Возможно, все было предопределено с самого начала тем, что у меня просто нет таланта. У меня просто ничего нет…
Я уже не могу прикоснуться к своему пианино. Оно знает, что я больше не буду на нем играть… вообще не буду играть…
Это ужасно и в тоже время легко.
Уже сколько дней я сижу перед моим обреченным фортепиано и жду. Жду, когда его увезут. Как будто сижу у постели больного, который вот-вот должен умереть.
Звонит телефон. Я вздрагиваю. Неужели…?
– Ало?
– Здравствуй, Лоренс…
Слезы застилают мне глаза, и я поспешно кладу трубку.
– Я не хочу слушать вас, Мсье Розетт…
Снова закрываю лицо руками.
Я бы хотел исчезнуть. Просто запереться в этой комнате и никуда не выходить и ни с кем не разговаривать. Запереть себя в бесконечном покое одиночества. Когда я один мне не надо никем быть, не надо ничего уметь… Не надо ничего бояться. Не надо ничего.
Но, наверное, это было бы бегством.
Хотя какая мне разница.
Я сижу почти неподвижно и, мне кажется, я сошел с ума. Это столь многое объясняет!… Да. Заберите меня в приют для душевно больных! Ибо я болен душою.
Я найду там покой. И, быть может, боль мою действительно вылечат. Я буду рад с ней расстаться.
Так я сижу, час за часом, день за днем перед закрытым фортепиано и слушаю отголоски музыки. Это похоже на звон в ушах, когда оркестр уже отыграл.
