Я поднимаю глаза и снова смотрю на фортепиано. Глупо, но в этой тонко отделанной громаде заключена моя жизнь. Моя цель. Все, что когда-либо случалось со мной. Я смотрю, смотрю, смотрю, смотрю… бесконечно. И как будто это уже закончилось… и в тоже время… я не могу это отпустить.
И я слышу эту музыку… эти ноты, замороженные в стекло воздуха. Они сводят меня с ума. И я снова опускаю голову.
Брамс… Бах… Бетховен… Шопен… О! Эта нежность Шопена… Как будто я вижу, как пальцы легко касаются клавиш… и клавиши живые – теплые, как чья-то кожа.
Шопен всегда был моим идеалом… То, как он писал… то, как он играл… Мне кажется, я могу играть его ноктюрны до конца дней своих…
Шопен…
Я вдруг понимаю, что я действительно слышу Шопена. И снова, в который раз я поднимаю глаза на свое проклятье… или все-таки благословение?
Кто-то играет…
Кто-то сидит за моим обреченным фортепиано и играет.
Кто-то?
Я не смею вздохнуть. Я не смею закрыть глаза даже на миг. Вдруг растает? Вдруг окажется плодом моего подгнившего воображения?
Мсье Эрик Розетт.
Я вижу как расслаблено выглядит его спина, как волшебно, плавно скользят его руки.
Музыка околдовывает. Она затягивает. Мне хочется обнять ее, но я не смею. Мне хочется слиться с ней, но я боюсь, что тогда я не удержусь от желания коснуться клавиш снова. Я не смею подняться.
Я не могу быть так близко к нему. Я не умею.
Революционный этюд обрывается тихо, как колыбельная.
Мсье Розетт резко поднимается и поворачивается ко мне. Его тяжелые темные волосы бьют его по плечам. Его лицо наполнено гневом и бесконечной печалью одновременно.
– Лоренс!
Я молчу.
– Лоренс, почему…
– Не надо.
Он замолкает.
– Лоренс.
Не надо. Но я не могу это выговорить. Не успеваю. Он подходит и обнимает меня.
Крепко. И я умираю.
– Лоренс. Зачем ты так? Только ты умеешь так играть… В тебе возродился Шопен… я люблю твою музыку. Почему хочешь ты продать фортепиано?
Я молчу. Я должен совладать со своим голосом.
– Я играю только для вас, ибо только вы меня слышите. Но… вам это не надо. Вы меня не слушаете.
– Лоренс… – и такой укор в этом голосе, что мне кажется, что я сам во всем виноват.
– Не надо… – беспомощно повторяю я, и плачу у него на плече.
Кого я люблю? Себя? Его? Шопена? Музыку?…
Kapitel 22.
Лоренс. Мой маленький принц. Мой нежный воздыхатель Шопена. Что случилось с тобой?
Почему я? Почему так?
– Прости меня… Лоренс, послушай. Я не хочу, чтобы ты переставал играть. Я не хочу причинять тебе боль. Поэтому послушай меня. Есть вещи важнее музыки. Жизнь.
