– Она не говорила, что он мал, – раздельно и с чувством возразил он. – Не мал, а ма-ло-ват. Чувствуешь разницу?
– Да, верно, – подтвердил я, в основном для Фарли: вдруг бы он счел слова Джерарда шуткой. В ту минуту я понял, что из трясины серьезного разговора мы сделали шаг на более твердую почву перебранки.
Фарли с комическим ужасом отпрянул.
– Маловат и мал – одно и то же. Даже великоват – то же самое, что мал. При желании можно доказать, что и большой значит маленький. «Огромный» – единственное слово, означающее «большой», когда речь идет о детородных органах. Все остальные значат «маленький».
– Да какая разница? – спросил я. – Разве тебе когда-нибудь жаловались на размер твоего члена?
– Нет, зато жаловались на размер твоего, – ответил Фарли.
Еще одна жертва беседе, но с неприятным душком истины. За двадцать лет близкого знакомства у нас с Фарли, разумеется, было несколько общих подружек, хоть, в интересах хорошего вкуса, и не одновременно.
– Так о чем мы? – поспешил сменить тему Фарли.
– О том, что Пола мне лгала, – с охотой подсказал Джерард. – Говорила, что любит, а сама не любила.
– По-моему, мы не об этом говорили, – возразил я.
– А сам ты хоть раз сказал ей, что любишь? – спросил Фарли.
– Да, как только понял, что люблю.
– Это когда?
– Стыдно признаться, но я понял, что люблю ее, когда она меня бросила. В тот миг, когда она сказала, что уходит, я осознал: она создана для меня.
– То есть единственное, чем она могла вызвать твою любовь, это бросить тебя, – констатировал Фарли бесстрастным тоном прокурора.
– Нет, я уверен, я уже начинал любить ее, когда она уходила. Она наверняка это заметила.
Хлопнула входная дверь, залаяла собака. Вошла Лидия, которая, как это ни странно, проезжала мимо нашего дома на велосипеде. Я сказал «как ни странно», потому что обычно в свободное время она курит или сворачивает себе папироски. Когда-то Лидия была красива – этакая загадочно-бледная, сильно накрашенная роковая женщина со жгучими черными глазами, – но, расставшись со своим последним приятелем, Кевином, пристрастилась к наркотикам и мучному. Кстати, странно, зачем ей это понадобилось: ведь с ним она рассталась. Джерард как-то брякнул, что жизнь ее изрядно побила, и вид у нее такой, будто внутри лопнул воздушный мешок, что, по-моему, с его стороны несправедливо. Правда, он просто хотел пошутить, а это, как мы знаем, извиняет любые ляпы.
Лидия симпатичная, что в моих устах значит: хорошо выглядит, но не в моем вкусе. Тут я вынужден согласиться с Джерардом. Она явно пополнела, чего, к моему легкому разочарованию, безуспешно пыталась добиться, когда мы с ней разбежались. Вообще-то Лидия всегда была худощава, но теперь в объявлении о знакомстве о ней написали бы «пышная», а злые языки сказали бы «толстуха». Так что велосипед, по-моему, очень удачная мысль. Терпеть не могу видеть, как друзья распускаются, даже если сам за собой не слежу. Лидия признавала, что весит на два фунта больше, чем положено; значит, по ее собственным словам, она чудовищно расплылась.
