— Это вы сократили мне жизнь, вы убили мой сон! Никогда мне больше не заснуть!
И дядя спрятал голову под перину.
— Да я и сам этому не верю, — начал оправдываться вахмистр, когда дядин носик вновь робко вынырнул из-под перины. — И не поверю — ха-ха! — пока не увижу собственными глазами. Голым пальцем замок не отопрешь… Знаю, пан Жулиан, что такое бессонница, — иной раз всю ночь глаз не сомкнешь…
— Не одну, десятую ночь не сплю! — ужасным голосом произнес дядя.
— Между прочим, слыхивал я, пан Жулиан, что от бессонницы сереют кончики пальцев на ногах. Особенно это заметно на большом пальце… Покажите-ка мне вашу ногу, и я скажу вам, сколько ночей вы не спали…
Ах, проклятый! Ему понадобилась дядина нога, чтобы по ней судить о его росте! Кто это выдал наш секрет? Неужели химик Мамила? Но он жаждет получить свои пятьдесят тысяч, к тому же недельный срок еще не истек!
Вдруг из-под перины показалась одна ступня, потом вторая, обе — в сиреневых шерстяных носочках. Из дырки на левом носке торчал большой палец, здоровенный такой. Дядюшка насмешливо покрутил пальцем, оставаясь сам недвижимым, лицо у него было как маска.
Вахмистр испытующе смерил его с головы до ног и сказал:
— Какая маленькая у вас ножка, пан Жулиан, хе-хе! Благодарю, этого достаточно. Теперь, пан Жулиан, желаю вам выспаться! Я ухожу. Между прочим, к кому вы обращались по поводу бессонницы?
Пятачок вахмистра принюхивался на прощание!
— К доктору Карасеку, — брякнул дядя.
— Благодарю!
Вахмистр исчез.
Я кинулся к замочной скважине. И показалось мне, будто в коридоре долго еще слышался его ехидный смешок.
«Скрыться из мира сего» — Троица все уменьшается. — Кукольный домик.
Опасность миновала. Дядя сбросил перину — под ней открылся бродяга Франтишек, весь мокрый, словно окно в дождливый день. Сплюнув, он сказал:
— Ну и баня!
— Клянусь, этот вахмистр наступает нам на пятки! — запальчиво крикнул я. — Стоит только ему расспросить доктора Карасека про вашу бессонницу — и завтра же он откинет перину!
— Лучше как можно скорее скрыться из мира сего, — сказал пан Либек, вылезая из-под кровати. — Ибо горе нам, если нас схватят и лишат нашего бальзама! Начнут нас фотографировать, показывать в разных университетах, в цирках, а в конце концов, когда мы иссохнем от неутолимой жажды, заспиртуют наши трупики…
— Ты прав, братец! — кивнул дядя. — Я тоже собираюсь теперь окончить свое мирское странствие и начать жизнь сызнова — там, в вышине… Полагаю, я уже совершенно подготовлен к выполнению своей миссии. Я положу начало новой религии, простой и занимательной: от каждого вероисповедания возьму самое лучшее…
